Мародеры - [3]

Шрифт
Интервал

— Они нас засекли?

— Мы призраки, — сказал я.

— Ты поймал воровской кураж, — сказал Дэнни. — С папашей тоже бывало. Любой бздун становится таким крутым, что дальше некуда.

Я знал про отца Дэнни — как после «Эндрю» он переоделся в Санта-Клауса и обошел всю округу, раздавая, по его выражению, излишки. Следующий крупный ураган атаковал Майами только через десять лет, и благотворителя, естественно, посадили.

— Еще на юг? — спросил я.

Дэнни выглянул наружу, улыбнулся.

— Уже близко.

Кто-то наследует от родителей спортивные таланты или любовь к машинам, а Дэнни получил от отца любовь к мародерству. Мы с ним неслись по районам, которых я раньше никогда не видел, готовясь осуществить его детскую мечту — по крайней мере, такое у меня было впечатление. Он высунул голову из окна, сморщив нос и принюхиваясь к ветру, как собака. Мой отец оставил после себя «короллу» — известие о моем появлении на свет так потрясло его, что он, похоже, драпанул из Майами на своих двоих. Может, так и должно было случиться: двое никчемных парней из никчемного района извлекают выгоду из природного бедствия, и кто я такой, чтобы с этим бороться?

— В Пайнкрест, что ли? — спросил я.

— Они в Диснейленд сваливают. Я помню, отец говорил.

Эта возможность меня ошеломила: уехать целым районом кататься на аттракционах, бросив здесь нас, всех остальных. Они там носят дурацкие шапки с ушами и общаются с Золушкой, Гуфи и прочим сказочным сбродом, а их дома, надежно задраенные, спокойно ждут своих хозяев.

Я поддал газу и свернул на следующем повороте, проехав на мигающий красный свет, прежде чем Дэнни успел сообразить, что я делаю.

— Это не тот, — сказал он.

— Тот.

Я свернул на первую улицу, и мы очутились в одном из новых игрушечных районов — со всех сторон нас приветствовали розовые двухэтажные особнячки. Катастрофу они перенесли неплохо, если не считать крыш: теперь на них не было черепицы. Но все крыши по-прежнему выглядели одинаково, так что район, можно сказать, сумел сохранить свой аристократизм. Красная черепица была разбросана повсюду вперемежку с ветками и другим мусором, и это придавало улицам налет экстравагантности, который их сбежавшие обитатели наверняка сумели бы оценить по достоинству. Мне было видно все это, потому что луна, словно тоже привлеченная изяществом черепичных осколков, отыскала в облаках прореху. Двигаясь дальше, я раздавил один из них, но получившееся крошево только добавило эстетичности всей картине. Тем не менее я продолжал их давить, поскольку деваться мне было некуда, — художник не по своей воле.

— Гаси фары, — сказал Дэнни.

Я не послушался, не в силах оторвать глаз от зрелища впереди. Там стояло расколотое бурей дерево — его чудесная белая плоть обнажилась, стружки усеяли лежащую поблизости груду черепицы.

— Гаси, — сказал Дэнни.

— Выбирай, — сказал я.

Он показал, машинально выбрав стоящий на отшибе дом с качелями.

— Вон тот.

Я повернул туда и затормозил прямо перед ведущей ко входу аллеей.

— Да погаси ты, — сказал Дэнни, вылезая из машины.

Я выключил фары. Потом нажал кнопку, чтобы открыть багажник, и присоединился к Дэнни, который уже развязывал мешок. Он протянул мне маску-чулок, я тут же надел ее, и она мгновенно выполнила свою работу. Мой нос сплющило, волосы потянуло назад, но я продолжал напяливать маску, уродуя свои черты. Дэнни зашагал к дому, на ходу вынимая из мешка молоток. Он застыл посреди лужайки, рядом с качелями, легонько постукивая по ним молотком. Я подошел к нему, и мы оба стали разглядывать дом.

— Чур я наверх, — сказал он. Потом вынул мешок для мусора и дал мне.

— Бери что помельче, — сказал он. — Украшения. Деньги. Серебро.

Я все еще стоял, задрав голову, поражаясь размерам особняка: в нем могла бы жить половина нашего района. Машин у хозяев было, наверное, штуки три-четыре, потому что всю переднюю часть дома занимал гараж. Входная дверь казалась бронированной — я таких раньше не видел. На всех окнах были железные ставни, что выглядело вполне кстати, поскольку придавало дому вид той самой пресловутой крепости.

— Свети, — сказал Дэнни, протягивая мне фонарь. — Где-нибудь найдется слабое местечко.

Он перебросил брезентовый мешок через боковую калитку и перелез через нее сам. Я последовал его примеру и, спрыгнув на бетон по ту сторону, чуть не подвернул лодыжку. Посреди двора был бассейн, куда уже мочился Дэнни. Я осмотрел веранду и заметил, что в одном месте она защищена не металлическими ставнями, а фанерой, под которой явно скрывалась раздвижная стеклянная дверь. Дожи даясь, пока Дэнни закончит, я стал разглядывать это место при свете фонаря. Оче видно, хозяин дома мало что смыслил в строительстве: он приколотил к веранде обычный фанерный лист, который уже разбух под проливными дождями.

Вся фанера была испещрена маленькими рисунками и надписями. Я заметил сердечко, подошел ближе и увидел, что оно состоит из еще более мелких сердечек. Под ним розовым несмываемым маркером художница написала свое имя — Бекки. Еще эта Бекки умела рисовать цветы и единорогов, причем на одном из них скакала она сама — это неопровержимо доказывали буквы Б-Е-К-К-И, выведенные ею на платье, в которое она себя облачила. Правый верхний угол оккупировал Брэндон, любитель кривых линий и прямоугольников. В порыве вдохновения он снабдил один из этих прямоугольников хвостом и четырьмя ногами, а Бекки при помощи своего розового маркера нарекла его Трикси.


Рекомендуем почитать
Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул

В книге собраны самые известные истории о профессоре Челленджере и его друзьях. Начинающий журналист Эдвард Мэлоун отправляется в полную опасностей научную экспедицию. Ее возглавляет скандально известный профессор Челленджер, утверждающий, что… на земле сохранился уголок, где до сих пор обитают динозавры. Мэлоуну и его товарищам предстоит очутиться в парке юрского периода и стать первооткрывателями затерянного мира…


Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Новеллы

Без аннотации В истории американской литературы Дороти Паркер останется как мастер лирической поэзии и сатирической новеллы. В этом сборнике представлены наиболее значительные и характерные образцы ее новеллистики.


Рассказы

Умерший совсем в молодом возрасте и оставивший наследие, которое все целиком уместилось лишь в одном небольшом томике, Вольфганг Борхерт завоевал, однако, посмертно широкую известность и своим творчеством оказал значительное влияние на развитие немецкой литературы в послевоенные годы. Ему суждено было стать пионером и основоположником целого направления в западногерманской литературе, духовным учителем того писательского поколения, которое принято называть в ФРГ «поколением вернувшихся».


Раквереский роман. Уход профессора Мартенса

Действие «Раквереского романа» происходит во времена правления Екатерины II. Жители Раквере ведут борьбу за признание законных прав города, выступая против несправедливости самодержавного бюрократического аппарата. «Уход профессора Мартенса» — это история жизни российского юриста и дипломата, одного из образованнейших людей своей эпохи, выходца из простой эстонской семьи — профессора Мартенса (1845–1909).


Ураган

Роман канадского писателя, музыканта, режиссера и сценариста Пола Кворрингтона приглашает заглянуть в око урагана. Несколько искателей приключений прибывают на маленький остров в Карибском море, куда движется мощный ураган «Клэр».