— Кто ты? — спросил человек.
— Я есмь, — ответил незнакомец.
— Так это Ты?
— Да.
— Бог?
— Так ты Меня называешь.
Они шли рядом.
Человек ощупывал руками шею, словно что-то искал.
— Как я здесь оказался?
— Ты понял, — ответил Тот, Кого человек называл Богом.
— Понял что?
— Очевидность.
Не обнаружив того, что искал, человек машинально потер затылок.
— Странные вещи Ты говоришь.
— Странные?
— Мне-то как раз казалось, что я ничего не понимал.
— Ты был неправ. А сейчас?
— Сейчас… — начал человек.
— Продолжай, — сказал Бог.
Человек продолжил.
— Я не ожидал такого.
— Почему?
— Там, на Земле, это считается величайшим грехом.
— Я знаю. Именно поэтому вас до сих пор так мало.
— «Нас» — это кого?
— Самоубийц, — ответил Бог.
Женщина в одних трусах сидела, обхватив руками колени.
Она пыталась представить себе, как ее мужчина заходит в магазин, покупает веревку и уходит.
Ей не давал покоя вопрос, что же он мог сказать продавцу.
— Здравствуйте, будьте добры веревку.
Спрашивал ли его о чем-нибудь продавец?
— А зачем вам веревка? Что вы хотите с ней делать?
И что он ответил?..
Повеситься? Со всем покончить? Я хочу умереть?
Тело мужчины, которого она любила, висело на веревке у нее перед носом, а она все гадала, что же он говорил продавцу в магазине. Разумеется, на самом деле продавец у него ничего не спросил и даже, наверно, не взглянул на него, а просто продал веревку и до свидания.
«И как же это можно продавать веревки просто так, кому попало?» Наверное, окажись она тогда в магазине, она не преминула бы задать этот вопрос.
Но ей не довелось оказаться там во-первых, по уважительной причине — потому что она была в другом месте, а во-вторых — по неуважительной, поскольку ей никогда не удавалось долгое время пребывать в двух местах одновременно.
А ведь она пыталась. Тысячу раз.
Всякий раз, как покидала его. Чтобы пойти погулять, потанцевать — ну или что-нибудь еще, что отвечает на вопрос «что сделать?». И всякий раз она старалась в то же самое время быть рядом с ним. Сначала все шло хорошо: она закрывала за собой дверь, не отходя от него, спускалась по лестнице, сидя рядом на кухне, доходила до первого этажа, разливала кофе, выходила на улицу, целовала его, но тут с ней обязательно кто-нибудь заговаривал, или что-то другое ее отвлекало — и тогда наверху, в их квартире, ее уже больше не было.
Разве это ее вина, что на улице всегда найдется на что посмотреть, и каждый встречный норовит завязать разговор?
Впрочем, иногда ей удавалось сосредоточиться и снова заглянуть к нему: лучше всего это у нее получалось за обедом или в уборной. Если только он не уходил в кино, она обычно заставала его на кухне или в ванной, на полу — он сидел, прислонившись спиной к холодильнику или ванне, с сигаретой во рту. Она устраивалась рядом, проводила рукой по его волосам, говорила: «любовь моя».
И тут — «добрый день, мадмуазель», шум спускаемой воды или муха на потолке прерывали ее свидание.
Она снова посмотрела на веревку, потом на тело, когда-то принадлежавшее ее мужчине.
Совсем голое.
Задумалась, не замерзнет ли он там.
Там, наверху.
Интересно, сохраняем ли мы в вечности тот внешний вид, что имели в момент смерти? Можно ли встретить на том свете человека в деловом костюме, в рабочем комбинезоне, в ночной рубашке или же совершенно нагого? Ведь смерть застает нас за самыми разными занятиями.
А что бы она сама надела, если бы собралась умереть? Там, в вечности, что бы ей хотелось носить?
Она мысленно провела смотр своего гардероба. Без колебаний натянула старые штаны, ненадолго замешкалась, выбирая между красной рубашкой и футболкой, привезенной из Австралии, надела одну, надела другую, надела обе, потом сняла их, сняла штаны и уже выбранные туфли тоже сняла. Осталась в одних трусах, но последним усилием мысли освободилась и от них. И вдруг поняла, почему перед смертью мужчина принял именно такое решение.
Она тоже предпочла бы в вечность уйти нагой.
Первое, что удивило ее, когда она поднялась на этаж, — музыка: они никогда не слушали гавайскую гитару.
Про себя она решила, что ее ждет приятный сюрприз.
Роясь в сумочке в поисках ключа, она представляла себе, как он, в шортах и гавайской рубашке, с гирляндой цветов на шее, ждет ее у барной стойки с двумя шейкерами в руках.
Обнаружив ключ в кармане, она уже прямо-таки видела сквозь закрытую дверь, как он, с видом заправского бармена, готовит для нее феерические коктейли.
Тогда она улыбнулась и, не повернув ключ, вытащила его из замка.
Чтобы ничего не испортить своим появлением и сделать ему ответный сюрприз, она разделась еще на лестничной клетке и в одних трусах — раз уж у нее не нашлось гавайского купальника, пританцовывая, вошла в квартиру.
Но в гостиной она сразу остановилась и тихо сползла по стенке на пол, глядя на своего мужчину, нагого и бездыханного.
