Мародеры - [2]
— Сайонара, — сказал Дэнни.
Я помахал на прощанье своей малой родине и как раз в этот миг увидел первый огонек. Он был впереди и парил низко над землей, как маленький НЛО, а потом к нему присоединился еще один и еще, не дав мне времени сообразить, что за ерунда там творится. Вскоре их, попеременно мигающих, стало уже штук десять-двенадцать.
— Дэнни, — сказал я.
— По хер, — сказал он. — Езжай.
Я поехал — все равно они были уже близко, — а когда мы подкатили к знаку «стоп», несколько огоньков исчезли. Потом еще несколько. Я сбавил скорость, озадаченный, и сказал:
— Не пойму.
— Огоньки, и все, — сказал он. — Хочешь, я поведу.
Когда я нажал на газ, пропала еще горсть огоньков. Я взялся за руль обеими руками и погнал «короллу» вперед так, как еще не гонял, приняв первое за вечер настоящее решение. Она слегка посопротивлялась, но через минуту набрала ход, а когда ветер задул в открытые окна и ударил мне в нос, я взбодрился. Я вдохнул полной грудью — раз, потом еще. Дэнни хлопнул по приборной доске, точно «королла» была лошадью, и завопил:
— Давай, блядюга!
А потом наступила тьма. Мигающие огоньки исчезли, и я по-прежнему ехал быстро, дожидаясь, когда впереди появится знакомый знак «стоп». Я включил дальний свет — и тут они откликнулись. Все огоньки разом вспыхнули снова и ослепили меня.
— Не тормози, — сказал Дэнни. — Они нарочно.
— Я ничего не вижу.
Я остановился метрах в пяти от знака, и они появились — выскочили из-за машин и стали колошматить по капоту. Те, что помладше, пытались влезть в салон, но я запер дверцы и врубил гудок. Скоро перед «короллой» встал вожак, тощий мальчишка, и скрестил руки на груди. Потом направил на нас мощный фонарь и сказал:
— Плати.
Я потушил свет, и они тоже.
— А ну валите, — сказал Дэнни. — К себе на помойку, куличики лепить.
— Свет! — взвизгнул вожак.
Нас ослепили снова. Потом они принялись раскачивать машину, хохоча, как психи, и вопя: «Плати!»
— Ладно, — сказал я. — Поговорим.
Вожак отогнал мелкоту и нагнулся к моему окошку. Он держал зажженный фонарь под подбородком, и по его лицу, гладкому и безволосому, было видно, что это пацан лет двенадцати, один из тех, что весь день сидят дома.
— Мне насрать, сколько тебе лет, — сказал Дэнни. — Урою и тебя, и весь твой детский сад.
— Двести, — сказал он, дыша на меня. Я чуял запах спиртного. — Или разнесем тачку.
— Пошел ты, — сказал Дэнни. — Я вылезаю.
Он попробовал открыть дверцу, но половина шайки тут же навалилась на нее снаружи и заорала: «Плати!»
— Плати, — сказал вожак. — А то разнесем.
Он посветил на своих ребят фонарем. Все они улыбались — фонарик в одной руке и инструмент по выбору в другой. У кого вилка, у кого ножницы. Два толстых малыша разделили пополам «сникерс» и грызли его, позабыв о бейсбольных битах, которые держали в другой руке. Ребята постарше — их было девять или десять — серьезнели, встречаясь со мной глазами, и поднимали вверх складные ножи.
— Свет, — сказал вожак.
Я прикрыл глаза, ослепленный, и сказал:
— Шли бы вы отсюда.
— Когда заплатишь.
И тут краем глаза я увидел, как Дэнни поднял рубашку и вытащил из-за пояса пистолет.
— Ладно, — сказал Дэнни. — У меня для вас гостинчик.
— Вали, — сказал я вожаку, и по его сигналу шайка рассыпалась.
— Щенок! — крикнул Дэнни.
Я дал газу и выехал из квартала, гадая, где этот чертов Дэнни раздобыл пушку.
— Значит, так, — сказал я.
— Значит, так.
Мы были на шоссе одни, как будто весь город принадлежал нам. Темнота смыла его весь, кроме нас, и мы мчались в нашей раздолбанной «королле» с опущенными окнами, дивясь на окружающее ничто. Мы не видели бедных районов — должно быть, в них элек тричество пропало раньше, чем во всех остальных, но это было неважно, потому что вся богатая сволочь тоже сгинула вместе со своими хоромами. Все напоминания о моей прошлой жизни, о том, откуда я взялся, исчезли, и я думал: нет больше холеных белокожих парней, которые проносятся мимо в спортивных автомобилях. Нет больше издевательских плакатов, напоминающих мне о том, что я не могу купить. Нет кубинцев. Нет доминиканцев. Нет гаитян. Нет белых. Нет черных. Нет мексиканцев. Нет людей. Нет Майами.
— Надо было снести ему башку, — сказал Дэнни.
— Ага, — согласился я, зная, что оба мы на это не способны. — Пожалел ты его.
— Засунул бы пушку ему в рот.
Он вновь на секунду обнажил пистолет, хвастливо кивая, будто стараясь себя убедить, и в тот же миг я выключил фары. Пистолет исчез. Дэнни со своим идиотским спектаклем — тоже. Мои руки на руле — тоже. Все исчезло.
— Свет, — сказал Дэнни. — Свет, чувак.
Я ничего не ответил: пусть понервничает.
— Свет.
Тьма. Дэнни возится рядом. Я молчу.
— Свет, блядь, — сказал он.
— Все под контролем.
Странно, однако все и вправду было под контролем. Дэнни тяжело дышал, испуганный, но и он, видимо, чувствовал то же, что я, поскольку больше ничего не сказал. А я был уверен, что вот-вот, с минуты на минуту, тьма унесет нас прочь от города и его проблем. Наверное, нас мотало по всей дороге, но я не помню, чтобы у меня хоть на мгновение возникло чувство опасности. Я отпускал руль и тут же хватался за него снова, жал на газ и несся дальше на юг. Через минуту-другую, а может, через десять, далеко впереди показался одинокий огонек. Он быстро приближался, взрезая тьму и возвращая нас обратно к городу, к реальности. Я увидел, что нас и впрямь заносит, схватился за руль обеими руками и выправил машину. Потом сбавил ход и заметил, что Дэнни сполз с кресла на пол, как будто подтаял на свету. Вскоре источник света поравнялся с нами и ярко озарил салон, напомнив нам в этот миг, кто мы такие и что собираемся сделать. Потом пронесся мимо — я так и не понял, что это было, — оставив за собой только легкий дымок. Дэнни потянулся к панели и включил фары, окончательно вернув нас обратно.
Что если бы Элизабет Макартур, жена печально известного Джона Макартура, «отца» шерстяного овцеводства, написала откровенные и тайные мемуары? А что, если бы романистка Кейт Гренвилл чудесным образом нашла и опубликовала их? С этого начинается роман, балансирующий на грани реальности и выдумки. Брак с безжалостным тираном, стремление к недоступной для женщины власти в обществе. Элизабет Макартур управляет своей жизнью с рвением и страстью, с помощью хитрости и остроумия. Это роман, действие которого происходит в прошлом, но он в равной степени и о настоящем, о том, где секреты и ложь могут формировать реальность.
Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.
Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Повесть о мужестве советских разведчиков, работавших в годы войны в тылу врага. Книга в основе своей документальна. В центре повести судьба Виктора Лесина, рабочего, ушедшего от станка на фронт и попавшего в разведшколу. «Огнем опаленные» — это рассказ о подвиге, о преданности Родине, о нравственном облике советского человека.
«Алиса в Стране чудес» – признанный и бесспорный шедевр мировой литературы. Вечная классика для детей и взрослых, принадлежащая перу английского писателя, поэта и математика Льюиса Кэрролла. В книгу вошли два его произведения: «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье».