Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - [69]

После громких процессов Бонди Ярай и Марии Альтман все больше людей начали разыскивать имущество своих предков, утраченное до и во время войны. Многие даже знали, где находится то или иное произведение, но полагали, что требовать его возвращения бессмысленно — ведь срок давности по этому преступлению уже давно истек. Иногда владельцы или их наследники даже пытались вернуть свою собственность, но получали отказ или же их иски просто были проигнорированы. Вашингтонская конференция дала этим семьям надежду, и сразу после нее в суды хлынул поток исков, до этого десятилетиями лежавших без движения. А дело Марии Альтман показало, что даже один человек может противостоять государству.

Герта Зильберберг-Бартницки, невестка промышленника и коллекционера Макса Зильберберга, была в числе первых, кто после Вашингтонской конференции смог вернуть себе семейные произведения искусства. Когда нацисты объявили бойкот еврейским предприятиям, материальное положение еврейской семьи Зильберберг сильно пошатнулось, и уже в 1934 году Макс Зильберберг вынужден был продать часть своей большой коллекции. Хотя формально это и не было хищением, но, по мнению Вашингтонской конференции, именно нацистское преследование стало непосредственной причиной продажи. Имущество Макса Зильберберга было «ариизировано» в 1940 году, а сам Зильберберг и его жена впоследствии погибли в Аушвице.

После войны около сорока картин из коллекции Зильберберга оказались в различных музеях Германии, Израиля, США, Швейцарии, Польши и СССР. В 1999 году Герта Зильберберг-Бартницки вернула себе часть произведений — в том числе работы Ван Гога и Ханса фон Маре. Иногда вопрос решался путем переговоров, как в случае с «Бульваром Монмартр» Камиля Писсарро, который хранился в Национальном музее Израиля в Иерусалиме. Картину вернули наследнице, однако договорились, что она оставит ее в экспозиции музея по договору долгосрочной аренды. Но далеко не все обнаруженные работы из собрания Зильберберга удалось вернуть. Хуже всего дело обстояло с произведениями, попавшими в частные коллекции или в музеи стран Восточной Европы.

Еще один громкий процесс рубежа веков — дело о собрании нидерландского коллекционера-еврея Жака Гудстиккера, которым в свое время завладели Геринг и Алоиз Мидль. В 1946 году Дезире Гудстиккер, вдова Жака, погибшего в 1940 году, когда супруги пытались бежать в Англию, вернулась в Нидерланды, чтобы вернуть утраченное имущество. Она привезла с собой небольшой блокнот, в который ее супруг, прежде чем покинуть страну, переписал всю свою коллекцию — 1241 предмет искусства. Каждый пункт сопровождался данными о размерах, цене и провенансе произведения. Несмотря на столь подробную информацию, Дези Гудстиккер уперлась в бюрократический тупик. Поскольку Геринг и Мидль формально «купили» картины и стали их владельцами, то после войны власти Нидерландов просто конфисковали работы. Действия Геринга и Мидля формально не считались «ариизацией» (и тот и другой сознательно избегали подобного метода присвоения), а потому картины после войны были обращены в собственность государства как «собственность врага».

После тяжбы, растянувшейся на шесть лет, в 1952 году Дези Гудстиккер по финансовым соображениям пришлось заключить с Нидерландами мировое соглашение. Ей выплатили лишь половину стоимости коллекции, причем без учета инфляции. На эти деньги ей удалось выкупить всего сто шестьдесят пять картин. Пройдет много лет, прежде чем в 1997 году Нидерланды признают, что послевоенная реституция была проведена неправильно. Дело Гудстиккера стало горьким уроком для Нидерландов. В конце XX века наследница Гудстиккеров Марей фон Захер столкнулась поначалу с тем же равнодушием, что и Дези Гудстиккер за пятьдесят лет до этого. Только в 2005 году, после вмешательства Всемирного еврейского конгресса и бюро Herkomst Gezocht («Происхождение неизвестно»), правительство наконец сдалось. Через год Марей фон Захер вернули двести картин, находившихся в государственных собраниях. Еще более семисот предметов были утрачены в ходе бесконечных обменов и перепродаж, совершавшихся Герингом и Мидлем. Некоторые из них всплыли со временем в музеях Германии и других стран, но многие так до сих пор и не найдены.

Дэвид Роуленд лично участвовал в первых немецких процессах в конце 1990-х. Одно из самых громких дел касалось картины Каспара Давида Фридриха «Вацманн», которую немецкий коллекционер-еврей Мартин Брюнн продал в 1937 году берлинской Национальной галерее, чтобы получить деньги на эмиграцию семьи в США. В 2002 году картину передали наследникам Брюнна, но вскоре она снова стала общественным достоянием: наследники продали ее банку Dekabank, а тот, в свою очередь, снова передал «Вацманн» Старой национальной галерее в Берлине. На подобные сделки, когда произведение искусства остается в музее, а наследники получают денежное вознаграждение, часто соглашаются обе стороны.

Многие из дел Роуленда не дошли до суда, а были урегулированы именно в результате мирового соглашения. Судебное разбирательство сопряжено с рисками для обеих сторон, а в результате досудебной сделки музеям часто удается сохранить произведение у себя, и они не рискуют потерять его навсегда, как это было в случае с картинами Климта из собрания Блох-Бауэра. В то же время отыскать исторические доказательства, которые и семьдесят лет спустя суд все еще сочтет действительными, — огромный (а часто и непосильный) труд для наследников и их адвокатов. Как правило, расследование ведут обе стороны, но нет никакой гарантии, что суд примет во внимание свидетельства, указывающие на то, что данное произведение было утеряно именно вследствие нацистских преследований.