Марлен Дитрих - [146]

– Danke, – поблагодарила она. Мужчина вспыхнул и отошел, а Камилла сказала мне: – Я услышала, что ты здесь, и специально приехала из Вены. Сколько это продолжалось?

– Слишком долго, – ответила я и, взяв ее под руку, отвела в уголок. – Как ты?..

– Выжила? – Камилла опорожнила стакан. – С трудом. Конечно, не как Лени, – поморщилась она. – Ты знаешь, что она снимала для них пропагандистские фильмы?

– Один видела, – кивнула я. – «Триумф воли», кажется, он так назывался.

– Ужасный, правда? – раздраженно хмыкнула Камилла. – Как провальные эпосы Демилля. У Лени всегда была тяга к показухе. Она использовала заключенных из центров предварительного содержания в качестве статистов, а потом наблюдала, как их отправляют в Польшу на поездах смерти. Сбежала из Берлина, но американцы поймали ее, когда она переходила через Альпы. Ее задержали для допроса и пользуются ее же фильмами, чтобы выявить других скрывшихся руководителей. Надеюсь, ее повесят. Она трахалась с Геббельсом, жалким писакой-неудачником, сама провалившаяся актриса. Партия неудачников. Кто бы мог подумать?

Я была вынуждена согласиться. Лени Рифеншталь заслужила то, что ей теперь грозило. Она не была невинной овечкой, захваченной в водоворот событий; она принимала в них активное участие, подстегивая кружение водоворота и доводя его до убийственного остервенения своими со всем тщанием продуманными хвалебными песнями рейху.

– Тебе известно что-нибудь о Герде? – спросила я, внутренне сжавшись.

Я не получала от нее вестей с момента нашего разрыва после угрозы похищения Хайдеде. Она взяла причитавшиеся ей деньги, которые я оставила на столе, как обещала, и исчезла. Я думала, она вернулась в Европу. Куда еще она могла поехать?

– Давно уже ничего, – ответила Камилла. – Последнее, что я о ней слышала, – это что она в Австрии. Писала для венской газеты – разумеется, одобренной нацистами. Полагаю, ей надо было на что-то жить. Потом из-за ее связей с тобой Геббельс нанял Герду сделать несколько статей о твоей жизни в Голливуде. Они не были особенно лестными, но, вероятно, спасли ее.

– Она жива? – спросила я. – Ее не арестовали и она не исчезла в неизвестном направлении?

– Насколько знаю, нет. Слухи распространялись быстро, когда людей забирали. Как я уже сказала, должно быть, ее спасло знакомство с тобой. Нацисты, может, для публики и объявили тебя предательницей, но сами не могли тобой насытиться. Лени говорила мне после встречи с тобой в Лондоне, что ты отказалась принять их предложение и Геббельс пришел в ярость. Гитлер был твоим поклонником, он пересмотрел все твои картины, даже те, которые они запрещали, и хотел сделать тебя своей любовницей. Только представь, – сказала Камилла с кривой усмешкой, – ты могла помочь нам выиграть войну, если бы только согласилась приехать и спать с фюрером.

Я на мгновение закрыла глаза от чувства благодарности, что Герда выжила.

– Ты передашь, что я спрашивала о ней, если увидишь? – попросила я Камиллу.

– Конечно. Но Герда никогда не любила нашу компанию, сама знаешь. Маловероятно, чтобы я где-нибудь с ней случайно встретилась в ближайшем будущем. – Камилла помолчала. – Хочешь узнать, как я прожила это время?

Я пригнула голову, готовясь услышать худшее. Те, кто оставался здесь, несмотря на их жалкий вид, должны были что-то сделать. Каждый был в чем-то повинен, хотя бы в молчании. А Камилла обычно не упускала случая воспользоваться обстоятельствами.

– Ну, если тебе интересно, – сказала она, – я ни с кем не спала. А надо было – это могло сделать жизнь более сносной. Зато меня дважды арестовывали, один раз за отказ салютовать какой-то свинье из СС, а потом по подозрению в сотрудничестве с Сопротивлением. Я не была шпионкой, тогда меня осудили за перемещение по стране без разрешения. Три месяца в женской тюрьме в Фехте… Могло быть хуже. Я могла стать Лени. – Камилла пожала плечами. – Так как я понимала, что за мной будут следить, то уехала в Италию и снялась там в нескольких фильмах. Теперь вернулась и ищу работу. Не то чтобы здесь можно что-нибудь найти. Вена не лучше в этом смысле, чем Берлин или Рим. Мир мог сгореть дотла, но безработных актрис от этого меньше не стало.

Мне стало легче дышать.

– Не могу поверить, что ты здесь, – сказала я, когда Камилла выставила свой стакан и ее неотступный обожатель поспешил наполнить его вновь. – Прошло столько времени, и я думала…

Меня оборвал ее ироничный смешок.

– Ты никогда не думала обо мне. Была настолько занята тем, что ты знаменитость. Я понимаю. Жизнь идет. Мы оставляем кого-то позади. – Она помолчала. – Все еще замужем за Руди?

– Да. Он живет в Нью-Йорке с нашей дочерью.

Улыбка Камиллы стала шире.

– Он был хорошим призом. Я ненавидела тебя за это.

Говорить ей, что приз оказался вовсе не таким, каким представлялся, я не стала.

Потом мы сидели и предавались воспоминаниям. Я узнала, что многие наши приятели пропали и, предположительно, были мертвы.

– Труде умерла от удара, – рассказывала Камилла. – Худшего она не увидела. А вот Карла Хузара-Паффи – помнишь его, он играл хозяина паба в «Голубом ангеле»? – и Геррона, который играл иллюзиониста, – обоих отправили в лагеря. И «девочек» из «Силуэта» послали в Дахау. Там собирали всех дегенератов. Столько талантов, – задумчиво произнесла она. – Мы никогда не будем прежними.