Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый - [5]

Из статей данного тома хорошо видно, что и сам коммунистический марксизм отнюдь не представлял собой теоретически однородного движения, хотя верно и то, что уже с середины 20-х годов предпринимались систематические попытки приписать ему ортодоксальность советского типа (см. статью М. Гайека о «большевизации» коммунистических партий). Как в СССР, так и в международном плане большевизм сформировался из различных левых движений. В России он соединил последователей Ленина не только с группами и людьми, которые до того не признавали его позиций, но – в особенности в экономической области – и с бывшими меньшевиками, эсерами и прочими (см. статьи Р. Дэвиса и А. Ноува о дискуссиях того периода). Весьма показателен с этой точки зрения и предложенный В. Страдой сравнительный анализ биографии В.И. Ленина и Л. Троцкого как мыслителей. В международном плане, как показывает А. Агости, коммунистическое движение сложилось как объединение различных групп левых марксистов довоенного периода и тех революционеров, которые первоначально были анархистами или анархо-синдикалистами, а также многочисленных представителей интеллигенции и активистов (яркий пример тому Д. Лукач), перешедших на сторону Маркса благодаря урокам Октября. Некоторые из них недолго пробыли в «большевиках» (см. статью М. Гайека о левом экстремизме). Открытая дискуссия в коммунистическом лагере в конце концов была задушена с помощью чисток, расколов и репрессий. Тем не менее вплоть до середины 20-х годов она носила оживленный характер и не совсем заглохла даже в конце периода, которым заканчивается первая часть данного тома.

Раскол, наметившийся между социал-демократами и коммунистами (прочие мелкие марксистские группы все больше теряли свое значение), не должен вести к недооценке того факта, что у этих двух группировок левых сил все еще оставалась обширная область совпадения взглядов. Это явление четко прослеживается в самые первые годы существования Коминтерна, до того как у коммунистов и тех, кто действительно хотел присоединиться к большевистскому лагерю (сюда входили целые социалистические партии), наметилась общая твердая линия. В то же время из статьи Дж. Маррамао явствует, что интеллектуальные контакты между марксистами обеих крупнейших международных группировок имели место и позднее, несмотря на резкую полемику между коммунистами и социал-демократами и на проводимую ими политику, что все более затрудняло их взаимоотношения.

Другими словами, несмотря на ужесточение полемики, многообразное внутреннее развитие марксизма свидетельствует о его жизненности и, как показывает статья Дж. Уиллета, является признаком его глубоких связей с культурными движениями современности. Конечно, советская «культурная революция», представленная в статье В. Страды, опасно повлияла на весь идеологический опыт коммунистического марксизма, тем не менее необходимо подчеркнуть, что марксизм не изменил своего плюралистического характера, хотя в отличие от эпохи II Интернационала и от наших дней в период III Интернационала за ним этого не признавали.

Необходимо также отметить, что после 1917 года марксизм развивался в более сложной и драматической обстановке, чем в эпоху II Интернационала. Ему пришлось выдержать волну несбывшихся надежд и ожиданий, возникших в связи с крахом революций в Европе после первой мировой войны, с пусть и недолгим периодом стабилизации капитализма, завершившимся глубочайшим мировым кризисом 1929 – 1933 годов, с подъемом фашизма и разгромом легальных движений рабочего класса в отдельных странах, которые до 1914 года считались его оплотом, а также в связи с войной, освобождением от фашизма и созданием новых государств, руководимых марксистами, ликвидацией колониальных империй в большей части мира и, наконец, с бурным экономическим развитием мировой капиталистической системы в 50 – 60-е годы. Каждое из перечисленных событий ставило марксистскую теорию и стратегию перед лицом новых явлений и вынуждало пересматривать, приспосабливать и изменять уже апробированные методы анализа гораздо чаще и драматичнее, причем нередко более неожиданно, чем это было до 1914 года. К тому же подобный пересмотр и развитие марксистской теории были теперь затруднены тем обстоятельством, что исчезновение преемственности между довоенным и послевоенным периодами мешало простому возобновлению предшествующих дискуссий. Характерной чертой социал-демократии стала отныне ее адаптация к тому миру, в котором ее партии решали в общей борьбе за победу социализма все более скромные задачи; грань между демократическим либерализмом и борьбой за власть рабочего класса, между развитием «организованного капитализма» и возможным переходом к социализму становилась все менее ощутимой, несмотря на все еще сохранявшиеся в среде немецких социал-демократов и австромарксистов старые марксистские определения. Не удивительно, что марксисты, не принадлежавшие к социал-демократии, предпочитали просто оспаривать ее взгляды, вместо того чтобы разобраться в попытках социал-демократов выявить общий характер новой фазы развития капитализма.