Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый - [3]

Конечно, советскому читателю сам факт рассмотрения таких фигур, как Мартов и – особенно – Троцкий, в рамках истории марксизма покажется, вероятно, вызывающим и даже кощунственным, но приходится иметь в виду, что на Западе отнесение Троцкого к числу наиболее крупных марксистов XX века считается само собой разумеющимся.

И хотя при обсуждении роли течений, лежащих, на наш взгляд, вне марксизма-ленинизма, допущен явный перекос, все же авторы книги не могли не считаться с названием, которое они сами ей дали, – «Марксизм в эпоху III Интернационала». Правда, публикуемый здесь материал не равноценен. Так, если в статье М. Джонстона признается социально-историческая обоснованность и политическая правильность ленинской политики, отстаивается ленинизм, ленинский вклад в революционную теорию от наскоков со стороны тех, кто сомневается в оригинальном, творческом характере ленинизма, то в статье М. Реймана, скудной по материалам, вторичной по концепции и неубедительной по выводам, много неточностей, допускаемых как бы походя, однако, искажают общую картину. Рейман, к примеру, утверждает, будто в «Государстве и революции» упрощена характеристика буржуазного государства.

Представляет интерес статья итальянского историка А. Агости, хотя и не со всеми ее положениями можно согласиться. Характерно, что в основу своей работы он положил программное высказывание видного итальянского левосоциалистического лидера Р. Моранди (1902 – 1955), который, указывая на необходимость динамического понимания коммунизма, считал его подлинно революционным социализмом. Моранди стоял на позициях куда более близких нам, чем сегодня занимают некоторые деятели Итальянской компартии.

Агости сосредоточивает внимание на неоднородности групп и течений, объединившихся в возникших в начале 20-х годов компартиях. Само по себе это положение бесспорно, если не упускать из виду другой стороны дела. Ведь сам факт объединения означал: то, что сближало эти группы, этих людей, было сильнее и важнее того, что их разделяло.

Агости в целом верно понимает ведущую роль Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) в Коминтерне и отвергает антикоммунистическую клевету, будто Коминтерн был не более чем агентурой ВКП(б). Он правильно замечает, что коммунистическое движение было сильно прежде всего своими корнями в конкретных, разных странах. Но именно ленинская партия задавала правильный тон, тогда как детской болезнью «левизны» хворали прежде всего молодые зарубежные партии. Тогдашний «еврокоммунизм», в отличие от сегодняшнего, грешил левизной, но в обоих случаях он, как видно, оказывался отклонением от верного пути.

Иные неточные оценки и акценты Агости объясняются, видимо, тем, что он широко использует ненадежные источники, хотя и полемизирует с антикоммунистами. Он не обратился к фундаментальным, основанным на архивах исследованиям, предпринятым советскими историками, в частности к монографиям о конгрессах Коминтерна. Можно было бы, конечно, подвергнуть сомнению научную добросовестность и основательность авторов публикуемой книги; но вместе с тем создается впечатление, что советские работы недостаточно популяризируются за рубежом, причем препятствовать здесь может и характер преподнесения материала.

Статья М. Гайека о «левых коммунистах» вряд ли может добавить что-либо существенное к работам советских историков на эту тему. Тем не менее небезынтересно замечание автора о том, что критика в адрес большевистского руководства с «левокоммунистических» позиций по вопросам характера власти была сродни мартовской, меньшевистской. Из фактов, приводимых Гайеком, явствует, что ленинской, большевистской политики был свойствен революционный реализм, тогда как «левые коммунисты» не считались с объективными условиями и уже потому были обречены на поражение. Но и в этой, и в другой статье Гайека (о революционном движении в Германии) также есть неточные оценки, необоснованные выводы. Гайек явно упрощает ленинские оценки «мартовского наступления» и тогдашнего положения в КПГ. Следует также отметить, что обширная статья Гайека о большевизации компартий игнорирует не только советские, но и многочисленные исследования зарубежных прогрессивных ученых об истории становления и развития коммунистического движения в отдельных странах.

Настоящее предисловие, разумеется, ни в коей мере не претендует на подробный критический анализ предлагаемой работы. Задача его мыслилась лишь в том, чтобы обратить внимание на те или иные ее стороны, могущие представить интерес.

Издательство «Прогресс» в целях информации направляет читателям перевод на русский язык первой части третьего тома книги «История марксизма» (первый выпуск).

Эрик Хобсбом. ВСТУПЛЕНИЕ

Русская революция, ее последствия и ее сложные взаимосвязи являются основной темой третьего тома «Истории марксизма». По сравнению с периодом, который рассматривался во втором томе, временные рамки данного тома гораздо шире, а комплекс проблем, связанных с затрагиваемым периодом, гораздо сложнее. Поэтому пришлось разделить этот том на две части. Второй том «Истории» касался в основном преобразования идей Маркса и Энгельса в «марксизм» (который интерпретировался по-разному, но действовал в основном в рамках единственного тогда Интернационала, главной политической силой которого была немецкая социал-демократия; она же являлась его гегемоном в интеллектуальном плане), он рассматривает также дискуссии, вызванные попытками теоретически и практически применить анализ Маркса, формирование и развитие социалистических партий рабочего класса в большей части Европы и в других странах. Проблемы, возникшие в период, охватываемый данным томом, весьма разнообразны. Поэтому необходимо рассмотреть по крайней мере самые характерные из них.