Марков: Наука умирать - [113]
— Не дадут они нам завтра отдохнуть, — сказал кто-то. — Огонь прекратили — готовятся к контратаке.
— Не дадут — так мы им дадим, — бойко, по-молодецки сказал генерал.
Многие засмеялись. Многие, но не все. Мушкаев не смеялся. Не почувствовал он исходившую прежде от генерала силу, заставляющую легко и весело идти вперёд, убивать и умирать. Что-то надломилось.
И тотчас же охватили раздумья: зачем я здесь? За что я должен умирать? Как жить на этой земле, в этой стране, расколотой неизбежной ненавистью? Здесь — генералы, не верящие в успех, не умеющие объяснить, за что воюют, там — предатели России и озверевшие хамы, добравшиеся до власти. Можно ли остаться человеком в этой стране? Живым человеком?
— Василий Павлович, пошли с нами ужин добывать, — предложил прапорщик Гольдшмидт, ставший героем этих двух дней, замеченный самим Марковым и потому сделавшийся вдруг развязным и общительным. — Я знаю развалины дома, где есть запасы картошки, хлеба и сала. Вчера там угощался.
Шли впятером через ручей — по брёвнышку, по сырому лугу, пахнущему землёй. Тёмными пятнами выделялись неубранные трупы: крепко заснули бойцы — никогда не разбудить.
— Не вздыхай, Мушкаев, — сказал капитан Бахманов. — Наших похоронили. Это красная сволочь гниёт. Половина — жиды.
— Преувеличиваете, капитан, — возразил кто-то, — большинство — русские мужики и казаки.
— Вы правы, — согласился капитан. — Жиды в штабах сидят и командуют.
Подошли к разрушенным, сгоревшим домам предместья. Некоторые хоть и были целы, однако от безжизненной темноты выбитых окон и пожарищ казалось, что вокруг сплошные развалины. Пунктуальный Гольдшмидт нашёл какой-то свой ориентир, отсчитал шаги и остановился возле разбитого снарядом одноэтажного дома. Железная крыша разорвана, стены разбиты, крыльцо и двери превращены в кучу обломков.
— Сюда, за мной, господа. Здесь много книг и газет — будем освещать.
От былой гостиной теперь осталась половина: диван, этажерка с книгами — и провал.
— Русский дом, — сказал Бахманов, увидев икону. — Здесь можно и поужинать.
— За домом — трупы, — сказал Гольдшмидт. — Я вчера вытащил. Старик, девушка...
Вспыхнули спички, подожгли скрученные наподобие факела газеты, освещая шкаф с несколькими буханками хлеба, разрытый снарядом погреб с бочками и мешками... Мушкаев сжёг одну газету, взял другую — старую, измятую. Уже спичку поднёс, но остановился: увидел стихи. Конечно, большевистская газета и стихи большевистские. Раньше в России такие не сочиняли:
И пальнули! Винтовочный резкий оглушительный залп, за ним — пулемёты.
— Господа! Это атака красных, — закричал Бахманов. — Бегом в казармы.
Торопливо рассовали по карманам и вещмешкам продукты. Мушкаев схватил буханку и кусок сала. Побежали навстречу огню в раскалывающуюся выстрелами ночь. Однако Мушкаев заметил, что бегут не все: одного или двух не достаёт.
— Господа, кто-то отстал! — крикнул он.
— Догонят! — крикнул Гольдшмидт и выразительно дёрнул Мушкаева за рукав.
Вместе с ними к своим спешили ещё несколько групп офицеров. В казармах оказались в самый тяжёлый момент боя: от красных, наступающих со стороны огородов, офицерские роты бежали. Не остановили их ни яростные крики Маркова, ни его нагайка. Укрылись в корпусах со стороны предместья. Мушкаев, Бахманов и Гольдшмидт прибежали сюда. Марков, Боровский, Тимановский располагали роты у выбитых окон, ставших бойницами. 1-я рота заняла большую солдатскую спальню с разбросанными железными койками. На них складывали раненых.
— Господа, прицельный огонь по наступающим! — кричал Марков. — Сейчас мы их выбьем обратно. Степаныч, 3-я рота устояла — переведи её сюда, а на правый фланг — резервную 6-ю...
Мушкаев занял место у окна, удобно положив винтовку. Красные, встретив сильный огонь, остановили атаку и укрылись в захваченных корпусах. Стреляли из окон, пули свистели над головой, выбивали штукатурку из стен. Марков быстро, почти бегом двигался вдоль позиций, убеждая, призывая смело пойти в атаку по его команде и выбить красных из занятых ими казарм.
— Как только мы рванёмся, они побегут, — говорил генерал. — Господа, там остались наши раненые. Надо выручать их, пока не поздно.
Подошёл к командиру 1-й роты, спросил:
— Ну что, Назар, готов?
— К чему, Сергей Леонидович?
— Наступать! Не умирать же, твою мать!
— Готов и к тому, и к другому.
— Умирать подождёшь — я тебя ещё не научил. А наступать ты умеешь. Начнём, что ли? За Россию! Вперёд! — закричал генерал.
Выбегали из дверей, прыгали в окна, бежали из казарменных дворов с винтовками наперевес. Навстречу залпы, пачки, гранаты. Корпуса казарм были охвачены сплошным кольцом огня. Пробежали всего несколько шагов и залегли. Раненые отползали назад. За ними и другие — не лежать же, ожидая, когда тебя прожжёт пуля или разорвёт граната. Постепенно все отступили. Снова укрылись за стенами у окон. Рядом с Мушкаевым оказался Гольдшмидт.
— Где же ваш пулемёт? — спросил Мушкаев.
Удивительно тонкий и глубокий роман В. Рынкевича — об ироничном мастере сумрачной поры России, мастере тихих драм и трагедий человеческой жизни, мастере сцены и нового театра. Это роман о любви земной и возвышенной, о жизни и смерти, о судьбах героев литературных и героев реальных — словом, о великом писателе, имя которому Антон Павлович Чехов.
Новый роман современного писателя-историка Владимира Рынкевича посвящён жизни и деятельности одного из лидеров Белого Движения, генерала от инфантерии А.П. Кутепова (1882-1930).
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
Париж, XVII век, времена Людовика Великого. Молодой переплетчик Шарль де Грези изготавливает переплеты из человеческой кожи, хорошо зарабатывает и не знает забот, пока не встречает на своем пути женщину, кожа которой могла бы стать материалом для шедевра, если бы переплетчик не влюбился в нее — живую…Самая удивительная книга XXI столетия в первом издании была переплетена в натуральную кожу, а в ее обложку был вставлен крошечный «автограф» — образец кожи самого Эрика Делайе. Выход сюжета за пределы книжных страниц — интересный ход, но книга стала бестселлером в первую очередь благодаря блестящему исполнению — великолепно рассказанной истории, изящному тексту, ярким героям.
В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.
Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности. Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».
Новый роман известного писателя-историка Алексея Шишова посвящён выдающемуся полководцу Первой мировой войны, «зачинателю» Белого движения М. В. Алексееву (1857-1918). Впервые на русском языке подробнейшим образом прослеживается весь жизненный путь генерала от инфантерии Алексеева. Убедительность и достоверность книге придают широко используемые документы: боевые приказы, донесения, выдержки из писем, дневников, газет и многие другие.
Об одном из самых известных деятелей российской истории начала XX в., легендарном «генерале террора» Борисе Савинкове (1879—1925), рассказывает новый роман современного писателя А. Савеличева.
Новый роман современного писателя-историка Валерия Поволяева посвящен беспощадной борьбе, развернувшийся в России в годы Гражданской войны. В центре внимания автора — один из самых известных деятелей Белого движения — генерал-лейтенант В. О. Каппель (1883—1920).
Потомок старинного кого дворянского рода остался в истории XX века как последний Главнокомандующий Вооружёнными Силами Юга России во время Гражданской войны. Роман-хроника современного писателя-историка С. Карпенко повествует о жизни и судьбе одного из лидеров Белого движения, генерала Петра Николаевича Врангеля (1878—1928). Центральное место занимает подробный рассказ о периоде с января 1918 г. по февраль 1919 г.: в это время Врангель вступил в Добровольческую армию, быстро выдвинулся в ряд старших начальников и приобрёл широкую известность в войсках и в тылу.