Маркиза де Помпадур. Три жизни великой куртизанки - [72]

«Мы гуляли по тропинке и увидели молодую даму, которая кормила ребенка. Ее иссиня-черные волосы были заколоты гребенкой, украшенной бриллиантами. Она пристально на нас посмотрела. Мадам любезно ее приветствовала и, тихонько касаясь моего локтя, прошептала:

— Поговорите с ней…

Я приблизилась и взглянула на малыша.

— Какой прелестный ребенок!

— Благодарю вас, мадам, как мать я могу это только подтвердить.

Маркиза держала меня под руку, она вся дрожала. Я была в замешательстве. Анна де Роман спросила меня:

— Вы живете неподалеку?

— Да, мадам, вместе с этой дамой, страдающей сейчас от страшной зубной боли.

— Мне так ее жаль, я сама часто страдала от этого.

Оглядываясь по сторонам — я все боялась, что нас узнают — я осмелилась спросить, хорош ли собой отец ребенка.

— О да, он очень красив. Если бы я назвала вам его, вы сказали бы то же самое.

— Так я имею честь его знать, мадам?

— Думаю, что да.

Мадам, так же, как и я не желавшая кого-нибудь здесь встретить, пробормотала извинения за то, что помешала, и мы откланялись. Никем не замеченные, мы вернулись в карету».

Маркиза, не открывая лица, медленно удалилась, а затем, вернувшись в Версаль, грустно сказала мадам де Мирепуа:

— Следует признать, что мать и дитя — прелестные создания.

Мадам де Мирепуа, желая утешить маркизу, ответила:

— Не стоит волноваться, короля дети не интересуют. У него их слишком много. Девчонка ему скоро надоест, а ради ее ребенка он, как всегда, и палец о палец не ударит.

Она оказалась права, но лишь наполовину. Наскучившую любовницу действительно вскоре отправили куда подальше, но Луи-Эме оказался единственным внебрачным ребенком, которого король почему-то официально признал и даже дал ему свою фамилию. Усыновленный принцессами, он вошел в историю как «аббат де Бурбон», но в двадцать пять лет умер в Неаполе от оспы.

* * *

В конце 1763 года Людовик XV, прогуливаясь однажды по саду Тюильри, обратил внимание на некую мадемуазель Тьерслен, очаровательное юное создание, почти ребенка. Полицейские агенты быстро определили адрес девушки и столь же оперативно сломили первоначальное сопротивление ее родителей. Словом, молодая Луиза Тьерслен под новым именем мадам де Бонваль была помещена во внутренних покоях Версальского дворца, а ее отец стал активным участником обычно сопутствовавших этому придворных интриг.

Эта юная особа была моложе короля на тридцать шесть лет и обладала вулканическим темпераментом, толкавшим ее на самые соблазнительные экстравагантности. Короче говоря, Людовик XV был обязан ей многими прекрасными ночами… Однако стать признанной фавориткой эта девчонка не могла, она была слишком молода.

Через некоторое время влияния папаши Тьерслена начал опасаться даже влиятельный министр герцог де Шуазель. Новичок в придворных лабиринтах, Тьерслен вскоре стал деятельным сторонником пропрусской партии. Однако маркизу де Помпадур с ее хорошо поставленной разведкой и на этот раз провести не удалось. Маркиза быстро разобралась в хитросплетениях замыслов врагов и сумела представить свою юную соперницу в виде коварного орудия прусского короля, одного имени которого Людовик XV совершенно не переносил.

В результате господин Тьерслен был заключен в Бастилию, а его дочь — в монастырь. Там так называемую мадам де Бонваль, у которой вскоре родился сын, содержали в добровольно-принудительном заключении все годы, пока продолжалось царствование галантного отца ее ребенка.

* * *

После исчезновения малышки Тьерслен придворные дамы вновь начали лезть из кожи вон, стараясь привлечь внимание короля всеми дарованными им природой средствами. Одной из них, мадам д'Зпарбэс, повезло, и она заняла освободившееся место в монаршей постели.

Число ее любовников было столь впечатляющим, что она получила прозвище «Мадам Версаль», поскольку чуть ли ни весь «весь город перебывал в ее постели». Интерес ее к мужскому полу не ослабевал ни на минуту. Однажды скульптор Бушардон пригласил ее в свою мастерскую. Она отправилась к нему с подругами, радуясь предстоящей возможности полюбоваться некоторыми частями человеческого тела. Дабы пощадить стыдливость посетительниц, художник прикрыл виноградным листом наготу изготовленных им античных богов. Все дамы высказали свое восхищение при виде статуй, лишь мадам д’Эпарбэс хранила молчание.

— А вы, мадам? Как вы находите мое искусство?

— О! Я смогу оценить их истинную красоту, — ответила графиня, — лишь осенью, когда опадут листья…

В 1763 году эта страстная особа была любовницей юного графа де Лозена. Однажды вечером она соблазнилась чистотой шестнадцатилетнего юноши и принялась обучать его играм, которые не преподают в школе. Она встретила его в постели в дезабилье, открывающем самую прелестную грудь в мире.

— Не почитаете ли вы мне немного?

Совершенно обалдевший от такого поворота событий де Лозен не смог прочесть ни строчки.

В своих «Тайных мемуарах» он потом признавался:

«Я пожирал ее глазами, книга выпала из моих рук. Я осмелился снять платок, прикрывающий ее грудь, и не встретил сопротивления. Она принялась было говорить, но я закрыл ей рот поцелуем. Я был весь в огне и положил ее руку на пылающую часть моего тела. Она вся задрожала, почувствовав меня, и запреты, которые дотоле меня сдерживали, перестали существовать… Я сорвал с нее остатки одежды, скрывающие одно из самых прекрасных тел, которые я когда-либо видел. Она была послушна, но чрезмерная моя пылкость уменьшила ее удовольствие. Зато я повторял это часто, да самого рассвета».