Маркиза де Помпадур. Три жизни великой куртизанки - [31]

Великолепный парк вокруг замка был декорирован уникальными фарфоровыми цветами, удивительно похожими на настоящие и издававшими аромат настоящих.

Однажды маркиза де Помпадур принимала Людовика XV в этом очаровательном замке. После обеда они уединились в спальне. Разомлевший король поцеловал ее руку, а потом, видя, что его поцелуи находят ответ, перешел к губам…

Через час они обессиленные лежали поперек огромной кровати. Казалось, что время остановилось, и не было сил не то что разговаривать, а даже мысленно сосредоточиться на чем-то конкретном. Первой пришла в себя маркиза, и когда боль несколько ослабила тиски, сдавливающие ее голову, она, чтобы развлечь короля, пригласила его подойти к окну, из которого была видна обширная оранжерея, где цвели самые не свойственные этому времени года цветы — розы, лилии, гвоздики были рассеяны в таком изобилии, как бывает только весной.

Все эти цветы, прелестные своей свежестью, были к тому же так очаровательны по своему запаху, что король попросил собрать ему букет, который он задумал отвезти в Версаль.

— Ваше Величество, пойдите и нарвите цветы сами, — сказала фаворитка, сопровождая эти слова прелестно-загадочной улыбкой. — Пойдите…

Король наскоро оделся и пошел в оранжерею, но когда нагнулся сорвать первый цветок, заметил свою ошибку. Весь этот прелестный цветник был сделан из превосходного фарфора, а запах, которым король так восхитился, происходил от отличнейших духов, полученных искусственным образом и смешанных с атмосферой, которую они наполняли благоуханием.

Людовик XV долго не мог прийти в себя от этого чародейства, и он потом рассказывал о нем так, как, наверное, по возвращении из своего подземного путешествия Аладдин рассказывал об очаровательных садах, по которым прогуливался…

Завистливый герцог д’Аржансон впоследствии уверял, что фарфоровые цветы в Белльвю обошлись государственной казне в 800 000 ливров.

Строительство замка было окончательно завершено в декабре 1750 года, и общие затраты на него превысили два с половиной миллиона ливров.

В Белльвю маркиза де Помпадур провела немало счастливых дней, а в 1757 году она уступила уговорам короля и продала замок ему.

* * *

Постепенно могущество маркизы де Помпадур так укрепилось, что даже министры стали понемногу прислушиваться к ее мнению и указаниям.

В апреле 1747 года Франция объявила войну Голландии. Армия маршала Морица Саксонского, занявшая уже бельгийские Брюссель и Намюр и разбившая австрийцев на реке Маас, стала быстро продвигаться вперед, занимая один город за другим.

Все бы хорошо, но маркиза де Помпадур начала бояться, что ее любовник и покровитель сам отправится на победоносную войну. Оставаться же одной в Версале, где столько людей ее ненавидели, ей совсем не хотелось. Надо было всеми правдами и неправдами удержать возле себя короля, и она стала внушать ему мысли о мире. Помогли, как всегда, обстоятельства.

После падения Маастрихта австрийская императрица Мария-Терезия и ее запаниковавшие союзники сами запросили мира. Франция, хозяйничавшая в Бельгии и Голландии, на момент начала переговоров находилась в наиболее выгодном положении и могла диктовать свои условия. Но маркиза де Помпадур, думавшая лишь о том, как бы побыстрее покончить со своими страхами, посоветовала королю не выдвигать никаких требований, отказаться от всех завоеваний и даже вернуть захваченные трофеи.

Мирный договор был заключен 30 октября 1748 года в Ахене. Следуя советам своей фаворитки, Людовик XV вернул австрийской императрице все ее владения в Бельгии и Голландии. Таким образом, Франция не получила в результате этой войны никаких новых территорий.

Совершенно нелепый Ахенский мирный договор возмутил королевский двор и армию, но никто не осмелился вслух сказать об этом. Напротив, отовсюду в сторону фаворитки короля посыпались дифирамбы. Например, говорилось, что «день подписания этого мира можно считать началом благоденствия всей Европы», утверждалось, что этот мир «стал плодом советов молодой женщины самого высокого ранга, известной своим очарованием, редкими талантами, умом и завидным положением», и делался вывод, что «такова, видимо, судьба Европы, чтобы одна женщина (имелась в виду Мария-Терезия) начала эту затяжную ссору, а другая (конечно же, маркиза де Помпадур) — прекратила ее».

Подобные льстивые слова показывают истинную степень могущества маркизы де Помпадур — ее прославляли даже за явные оплошности. Еще бы… в то время она была влиятельнее принцев крови.

Была лишь одна сила, ей не подвластная, еще неопределенная, но уже начавшая внушать опасения. Роль этой силы в связи с обострением многих проблем в государстве возрастала год от года. Речь идет об общественном мнении, а еще точнее — о мнении простых французов. Вначале благоприятное или безразличное, оно готово было обрушиться на фаворитку и, управляемое ловкими руками, объявить ее ответственной за все ошибки короля и правительства, а заодно и за всеобщую неудовлетворенность.

* * *

Стремительный триумф Жанны-Антуанетты, о которой еще три года назад никто ничего не знал, произвел впечатление на придворных. Мало-помалу все они в той или иной степени склонили головы перед ней. Конечно, анонимные угрозы продолжали приходить с малоприятной регулярностью, однако внешне все стало выглядеть достаточно прилично. Лишь несколько человек осмеливались не скрывать того, что остаются ее противниками.