Марк, выходи! - [7]

Шрифт
Интервал

Пришло время проверить рогатки. Мы нашли на свалке несколько бутылок и банок из-под газировки, выставили их в ряд, отошли метров на десять и расстреляли. Санек был самым метким. Каждая вторая шпонка у него попадала в цель. Я был вторым: каждое третье попадание, – а Жирик косил. Он слишком сильно натягивал жгут со шпонкой и слишком резко его отпускал. Шпонка всегда летала выше цели, а рогатка каждый раз гнулась, и ее приходилось выправлять. Мы с Саньком показали Жирику, как надо стрелять, и он стал метче.

Картонную коробку, которую мы тоже взяли с нашей свалки, мы разодрали себе на щиты. Да, щит – это очень важная штука. Если вдруг придется бежать вперед в сам «Мадрид», то нет ничего лучше, чем картонный щит. Без него соберешь на себя все шпонки и стрелы. Если потрудиться и сделать щит хорошо, то спасет он не только от шпонок, но и от луков и других снарядов, которые обязательно полетят в тебя от «мадридских» пацанов.

К щитам мы приделали изолентой ручки и несколько раз для пробы выстрелили по ним из рогаток в упор. Шпонки застревали в картоне, но не пробивали его. То что нужно. Жирик тоже смастерил себе щит из остатков коробки.

Пока мы занимались обстрелом щитов, из-за свалки показался Дрон. Дрон – это еще один пацан из двора. Старший. Было ему то ли четырнадцать, то ли пятнадцать. Вообще, у него имя было Андрей, но никто его так не звал. Только Дрон. Дрон был наркоман-одиночка, он ни с кем не дружил, ни с кем не водился, а только слонялся по двору и окрестностям в поисках до кого бы из малышей докопаться. Малыши боялись Дрона даже больше, чем Костяна с его друзьями. Для Костяна мы были свои, а у Дрона своих никогда не было. Дрон был полным дебилом, а значит, совсем ничего его не пугало. Он мог полезть драться с самим Костиком или Ромой, получить по шее, а потом полезть драться снова. Даже Костик смотрел на Дрона осторожно. Костик был просто жестоким бандюком-наркоманом, Дрон же был непредсказуемым торчком.

Дрон был невысоким пацаном, но сильным, с сиплым, прокуренным голосом. У Костяна голос тоже был сиплый, но громкий. Дрон же как будто говорил в себя. Волосы у него были коричневые и длинные. Длиннее, чем у всех остальных пацанов. Когда он начинал говорить, то постоянно вставлял английские словечки из телевизора.

– Хай, мелюзга, – крикнул он нам с Саньком и Жириком из-за свалки. – Чего ковыряетесь?

– Привет, Дрон, – ответил Санек как самый смелый из нас. – Завтра с «Мадридом» воюем.

Дрон подошел поближе. Вид у него был, как обычно, обкуренный, одежда на нем была грязная и потертая. В руке он держал неполную пол-литровую банку с чем-то очень похожим на разведенное водой смородиновое варенье. Мы пригляделись к банке Дрона. Это точно была смородина. А это значит, что Дрон только что ширнулся какой-то дрянью, и его пробило на сладкое. Кто-то мне говорил, что после таких дел очень тянет на сахар. А раз Дрон был под кайфом, значит, с ним лучше не связываться.

– Дай рогатку, – приказал Дрон Саньку и протянул руку.

Санек замялся, но рогатку не дал.

– Сука, дай рогатку, я сказал, – повторил Дрон. – Кам он! – выкрикнул он свою любимую английскую фразу и сплюнул.

Я стоял немного позади Санька, и он оглянулся на меня. Мы оба знали, что есть только два способа отвязаться от Дрона: или, как Костян, вломить ему, чтоб у этого нарика ребра затрещали, или сбежать от него. Дрон, конечно, бегал быстрее нас, когда был необколотый, но сейчас его шатало, и далеко бы он не убежал. Я двинул локтем Жирика. Санек произнес шепотом: «Во двор!», – и мы втопили со свалки. Дрон крикнул вдогонку нам пару матерных слов, но следом не побежал.

– Фух, – сказал Санек.

Даже он боялся Дрона. Хорошо, что сегодня от него удалось убежать.

Во дворе все тоже готовились к завтрашней войне. Я не видел наших главных – Костяна и Рому, – но остальные старшие пацаны только тем и занимались, что выпиливали, выстругивали и обматывали.

Старшаки делали себе арбалеты. Вокруг валялись несколько разломанных стульев, ветки деревьев и гвозди. Самодельный арбалет – очень опасная штука. Стреляет он мощно, картонный щит пробивает как бумагу и оставляет хороший синяк, если попадает по телу. Мне попадало.

Делать арбалет сложно. Из старого стула надо выломать ложе для арбалета – ту часть, которую держат руками, потом проволокой и гвоздями приделать две свежие ветки по бокам от ложа, а на ветки привязать разрезанный вдоль и сплетенный в косичку ремень. Натягивать такой арбалет приходилось крюком, иначе можно было разодрать пальцы. На стрелы шли шампуры, или оструганные ветки деревьев. Кольцо у шампура надо было отломать, острие – загнуть и намотать на него изоленту для утяжеления и баланса. Все. Арбалет к бою был готов. Арбалеты, хоть и убойно стреляли, часто ломались. Почти к каждой новой битве старшакам их приходилось сколачивать заново.

Мы подошли к старшим и спросили про Жирика: можно ли ему завтра участвовать? Жирик в это время стоял чуть поодаль и переступал с ноги на ногу.

– Нет, – ответил Даня. – Он пинка получит и потом папке на нас нашпочит.

– Ничего не нашпочу, – дрожащим голосом с расстояния крикнул Жирик.


Рекомендуем почитать
Сияние «жеможаха»

Отличительная черта прозы лауреата премии Гоголя Софии Синицкой – густой сплав выверенного плотного письма, яркой фантасмагории и подлинного трагизма. Никогда не знаешь, чем обернется та или другая ее история – мрачной сказкой, будничной драмой или красочным фейерверком. Здесь все убедительно и все невероятно, здесь каждый человек – диковина. В новую книгу вошли три повести – «Гриша Недоквасов», «Система полковника Смолова и майора Перова» и «Купчик и Акулька Дура, или Искупление грехов Алиеноры Аквитанской».


ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.