Марк, выходи! - [9]

Шрифт
Интервал

Старшие разошлись, малыши – тоже. И я остался во дворе с Саньком Струковым. Завтра пойдем с ним в атаку вдвоем. Мы запрятали рогатки, шпонки, цементные бомбы в тайники во дворе и собрались по домам.

– Я перед войной всегда сплю плохо, – сказал мне Санек, когда мы стали прощаться.

Я тоже всегда ворочаюсь и таращусь в потолок ночью перед боем. Страшно это и волнительно – воевать.

* * *

На следующий день мы начали войну в семь вечера, как и хотели. Народ во дворе рассосался, а солнце еще светило. Громко свистнул Даня: он был мастер по этому делу и всегда предупреждал всех о начале боя свистом. Мы парами двинулись на «Мадрид».

В «Мадрид» было два входа. Первый – напрямую из нашего двора мимо ортопедической больницы. Второй – в обход через гаражи.

Десять пацанов пошли напрямую. Это было опасно: спрятаться негде, дорога, а в руках только щит и арбалет. Зато тут нет ловушек, и никакое бревно тебе не даст по балде. Еще десять из наших пошли в гаражи. Я и Санек были среди этих гаражных десяти.

Перед самым началом боя я заметил Жирика. Он сидел во дворе на «шахматной» лавке, далеко от места нашего общего сбора. Он ведь надеялся, что его все же позовут, иначе зачем еще ему там сидеть одному? В руках у Жирика были рогатка и обклеенный для прочности изолентой щит. Жирик был готов. Но Жирика никто не позвал, и он остался сидеть во дворе. Плохо, что Жирик не с нами. Он же не виноват в том, что его отец – мент.

Перед первой группой наших из «Мадрида» выехали два велосипеда с двумя пацанами на каждом: один рулил, другой сидел на багажнике и палил по нашим из рогатки. Велики – это что-то новое. «Мадрид» никогда не высовывался раньше времени. Наши такой атаки не ожидали. Я видел, как Даня схватился за щеку и отбежал назад. Шпонка попала ему прямо в лицо.

Наша гаражная группа остановилась. Мы думали было ломануться на помощь против велосипедистов, но Костян, а он был главным в первой группе, крикнул нам идти в гаражи, а тут они разберутся сами. Пацаны и правда разобрались. Двое из старших разрядили по велосипедистам свои арбалеты. Одна стрела пролетела мимо, но вторая попала прямо в шею стрелка на багажнике. Тот дернулся и свалился с велосипеда. Его водителя тоже мотнуло, он грохнулся вместе со своим великом и завопил от боли. Видимо, прищемил себе ногу. Наши подбежали к подбитым «мадридцам» и пинками вывели их из боя. Два – ноль в нашу пользу по потерям. Начало хорошее. Хотя нет. Даня все-таки выбит. Он сложил руки крестом, а это значит, что из боя он выходит. Его щека кровила, и он поплелся в наш двор. Два – один. Велосипед номер два быстро смотался обратно в «Мадрид».

Мы нырнули в гаражи и разбрелись. Почти сразу на крышах я увидел двух пацанов из «Мадрида». Они натянули луки, мы с Саньком быстро закрылись щитами, но дымные стрелы пролетели мимо. Из-под щитов мы бросили по цементной гранате в сторону «мадридцев» – над крышей гаража поднялась пыль. Пацаны выпустили еще две стрелы в нашу сторону и смотались из поля зрения. На этот раз они попали лучше. Одна стрела помяла мне щит, а вторая заехала Саньку по локтю. Он поморщился, потер ушиб и сплюнул. Мы медленно пошли вперед.

Гаражи были как лабиринт. Нужно было пройти метров триста, повернуть раз пятнадцать, чтобы выйти к «Мадриду». За первым поворотом раздались хриплый вопль Ромы и стук чего-то глухого о металл. Мы побежали туда. Там наши пацаны спустили двух «мадридцев» сверху и заломили им руки. Счет четыре – один. У Ромы были подпалены волосы. Один из старших колотил луком врага о гараж. Еще один лук, уже сломанный, валялся под ногами.

– Нормально тебя спалили, Ром, – сказал Санек.

Рома посмотрел на него зло.

– Вперед давай топай с Маркушей, а то наших там сейчас расфигачат, – сказал он.

Мы побежали вперед. Мне почудилось за углом чье-то шевеление, мы застыли и натянули рогатки. Но это был кот. Просто серый дворовый кот. Мы двинулись дальше. Ловушек пока не попадалось. За следующим гаражным поворотом притаились два «мадридца». Они выпустили в нас по стреле, но мы с Саньком вовремя спрятались за гараж. Началась перестрелка. Врагов было двое. Два малыша из «Мадрида». Кажется, я даже помню, как их зовут: Петёк и Руль. Руль – это кличка, потому что фамилия у этого пацана была Рулевой. Леха Рулевой. У Руля была старшая сестра. Очень красивая. Когда она проходила через наш двор, даже Костян ничего не кричал матерного ей вдогонку.

Мы высунулись из-за угла, и мимо нас пролетели стрелы. Мы выстрелили из рогаток. Потом еще раз выстрелили. Шпонки застучали по гаражам и ни в кого не попали.

– Так мы можем долго сидеть, – сказал Санек и запустил цементный мешок в сторону противника.

Я сделал то же самое. Санек выглядел очень храбро. Даже казалось, что ему совсем не страшно получить стрелу или шпонку в лоб и он готов биться врукопашную. Я же немного трусил. Сидеть за гаражом и перестреливаться для меня было самое то.

Сзади показались наши старшие. Это значило, что нам с Саньком надо было действовать активнее, иначе мы получим пинка от своих.

– Давай просто со щитами вперед побежим и навалимся, – сказал Санек. – Не успеют они шмальнуть по нам.


Рекомендуем почитать
Сияние «жеможаха»

Отличительная черта прозы лауреата премии Гоголя Софии Синицкой – густой сплав выверенного плотного письма, яркой фантасмагории и подлинного трагизма. Никогда не знаешь, чем обернется та или другая ее история – мрачной сказкой, будничной драмой или красочным фейерверком. Здесь все убедительно и все невероятно, здесь каждый человек – диковина. В новую книгу вошли три повести – «Гриша Недоквасов», «Система полковника Смолова и майора Перова» и «Купчик и Акулька Дура, или Искупление грехов Алиеноры Аквитанской».


ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.