Марк Шагал - [197]

На картине «Возвращение блудного сына» восьмидесятидевятилетний Шагал вообразил свое возвращение в Витебск: его обнимает отец, умерший почти шестьдесят лет тому назад. Эта картина – отголосок воспоминания о незаконченном холсте Рембрандта «Возвращение блудного сына», который находится в Эрмитаже. Картины Рембрандта особенно поддерживали Шагала семьдесят лет назад, в тяжелое для него время учебы в художественной школе в Санкт-Петербурге. Когда Шагалу исполнилось девяносто лет, в Ницце, в Palais de la Méditerranée, был устроен праздник, в концерте участвовали Мстислав Ростропович, Исаак Стерн и Герман Прей. Шагал был удостоен награды: премьер-министр Франции Жак Шабан-Дельмас вручил ему Большой крест Почетного легиона в Елисейском дворце. На награждении рядом с Шагалом были сияющая шестидесятилетняя Ида и почетный гражданин Иерусалима, мэр города Тедди Коллек. В Нью-Йорке состоялась выставка в галерее Пьера Матисса. «Дружите хоть немного со мной, поскольку у меня есть к вам серьезное дело, – писала Пьеру Ида. – То, как вы развесили работы, похоже, было сделано в высоком стиле, которого, вероятно, больше уже не существует. Со всех сторон я слышу только похвалу. И я счастлива, что подобный «праздник» свидетельствует о почтении вашего таланта к молодому Рара. У меня не хватает благодарности за такую радость».

Искусство отца продолжало освещать жизнь Иды, но она была весьма нездорова, постепенно проявлялась алкогольная зависимость. Фотография, сделанная в 1981 году на открытии Фонда Маг, где Шагал стоит между женой и дочерью, шокирует странным несоответствием. Семидесятишестилетняя Вава, светящаяся, живая и стильная уверенно поддерживает своего девяносточетырехлетнего мужа, она выглядит намного лучше, чем распухшая, с мутными глазами Ида, чьи черты лица не могут скрыть ни возраста, ни одиночества, ни разочарования.

Шагал, обладающий способностью быстро восстанавливать физические и душевные силы, в свои девяносто продолжал радовать сносным здоровьем. Он понемногу ездил за границу (во Флоренцию, в Швейцарию для инсталляции маленькой розетки окна в Цюрихе и встреч с докторами) и все больше и больше работал. В 1980 году Шагал все еще с энтузиазмом занимался цветной литографией, и когда Эме Маг добыл несколько особенно больших литографских камней, он тут же начал создавать такие большие работы, каких в этой технике никогда еще не делал. Серия из тринадцати работ, каждая 95 на 60 сантиметров («Двое в сумерках», «В небе оперы», «Парад» и «Красное материнство»), представляла собой антологию всех его знаменитых сюжетов – любовники, цветы, акробаты, Витебск, Париж. Шагал проявлял живой интерес к осуществлению проекта Национального музея «Библейское послание» – в 1980 году он декорировал нижнюю часть крышки клавесина, подаренного ему американскими друзьями. И в Фонде Маг, где он появился весной 1984 года на открытии выставки «В честь Миро».

Миро умер в 1983 году, и Шагал остался единственным живущим из великих художников европейского модернизма. Он пережил и знаменитых, привилегированных русских, чья дорога в изгнании шла параллельно с его дорогой. Князь Юсупов умер в Париже в 1967 году, Владимир Набоков – в Монтре в 1977-м. Всех удивляли молодые друзья Шагала, среди которых был и Билл Уаймэн из группы «Роллинг Стоунз», который построил себе дом около «Холма» и часто развлекал Шагала и Ваву за дневным чаем. Шагал редко говорил что-то хорошее или вообще хоть что-то говорил о своем сыне (они теперь почти не виделись, несчастья толкнули Давида к алкоголю), но постоянно хвастался успехами Давида в качестве гитариста и певца. (Давид написал песню о своем отце под названием «Волшебник», которую Шагал отказался слушать.) Уаймэн оказался хорошим фотографом, и он сделал несколько фотографий постаревших Шагала и Вавы, где они такие не напряженные, нежные и счастливые, какими не были ни на одном из прежних снимков.

У Шагала в его девяносто лет, как и у всех художников, которые продолжали работать в весьма преклонном возрасте, руки в какие-то моменты были сильными, а в какие-то моменты дрожали и были менее уверенными. Так что отсутствие четкости, туманные, расплывшиеся формы и неопределенный цвет стали характерной чертой его живописи с тех пор, как о смерти Беллы было позволено говорить. Во время визита в Россию Шагал вызвал духов Сера: пятна интенсивного цвета и невнятные мазки кисти в его работах напоминали технику пуантилизма. Его темами более, чем когда-либо раньше, стали воспоминания: на картине «Двое на красном фоне» (1983) он и Белла лежат на берегу Двины; жених и невеста, парящие в небе, сливаются с цветами на картине «Мечта» (1984); картина «Спиной к спине» (1984) – это автопортрет в образе молодого человека, прислонившегося к спине музыканта на фоне фантастического ландшафта.

В это время Шагал верил в часть своих собственных мифов, которые поддерживали его искусство. Человеческие страдания – Иды и Давида – его меньше занимали. «Марк был не слабым мужчиной, как некоторые, но сила эта была вывернута изнутри наружу и делалась уязвимой из-за его сильного желания защиты», – писала Вирджиния. Теперь, в 80-е годы, живя с четвертым мужем, она писала мемуары, ко времени смерти Шагала они были готовы к публикации (частично для того, чтобы поддержать притязания Давида). «Я понимаю, – писала в конце жизни Виджиния, – что жизнь Марка шла точно так, как он этого хотел. Он получил все почести, на которые только мог надеяться, и много еще таких, о которых даже не мечтал. Он пережил большинство прославленных художников своего поколения и достиг преклонного возраста девяноста семи лет, не покладая кисти. Он был очень удачлив. Он имел преданную жену, детей и внуков и бесчисленную толпу поклонников; он приобрел известность во всем мире. Он выполнил до конца свое Библейское Послание, свое выдающееся произведение искусства, и его душа теперь упокоилась».