Марк Бернес в воспоминаниях современников - [110]

Была в этом фильме и другая песня, «Темная ночь». И хотя главной мелодией, определявшей чувства нашего народа во время войны, являлась мелодия песни «Вставай, страна огромная…», эти две будто бы «побочные» песни слились с главной, укрепили ее своим лиризмом. А рождение этих песен и их воплощение навсегда остались и в моей памяти, и в памяти многих других людей неотделимыми от Марка Бернеса.

В «Двух бойцах» я увидел его впервые и, конечно, по-мальчишески поверил, что и Саша Свинцов в исполнении Бориса Андреева, и Аркадий Дзюбин в исполнении Марка Бернеса — это не актеры, а реальные, «невыдуманные» люди. Я не мог даже представить, что Бернес родился не в Одессе.

Позднее я увидел его в «Человеке с ружьем», в «Большой жизни», в «Истребителях». И опять Бернес гениально «обманывал» меня — каждый раз он для меня абсолютно сливался с образом то паренька, обмотанного пулеметными лентами, то ослепшего, но не сдавшегося летчика. (Правда, все-таки втайне я верил про себя, что он родился в Одессе.)

Я не поклонник оперы, меня раздражают многие певцы своей непластичностью, натужным выдавливанием каких-то особенных нот при полном забвении образа, неестественным воздеванием рук и т. д. Оперу я предпочитаю слушать, а не смотреть.

Но, к сожалению, и наши эстрадные певцы грешат многими грехами, и самый главный из них, пожалуй, — отсутствие образа.

Прежде всего это объясняется всеядностью в репертуаре, а такая всеядность, как правило, убивает образ стоящего на сцене человека. Когда талантливая певица после удивительной, тончайшей песни М. Таривердиева «Музыка» поет какую-нибудь дешевенькую ресторанную поделку, ее образ рассыпается, и рассыпавшемуся не веришь.

Я не думаю, что нужно повторять приемы Л. Утесова и К. Шульженко, но это истинные артисты, художники в отличие от некоторых счастливых обладателей незаслуженно полученных от природы сильных голосов. И, безусловно, истинным художником песни был Бернес.

Мне странно читать нападки на «шептунов», как было бы странно читать безудержные похвалы им. Песню можно и шептать, и хрипеть, и, может быть, даже молчать — лишь бы это было талантливо. Тембр — это духовная наполненность голоса, интонационный перелив — это тоже голосовая красота.

И голос Бернеса, по-моему, был прекрасен, ибо прекрасно только то, чему ты веришь. А доверие к образу Бернеса складывалось из-за того, что он не был всеяден — он тщательно отбирал только те песни, которые были важны для него самого как для личности. Именно поэтому его песни становились важными и для других людей. Конечно, и у него бывали неудачи в выборе песен, но чаще всего не по собственной вине, а из-за скудости выбора. Он мучился, метался, прямо-таки изнывал в поисках песен.

Так, он буквально «организовал» песню «Хотят ли русские войны», написанную композитором Э. Колмановским на мои слова. Сейчас уже просто невозможно восстановить, что там написал я сам, а что подсказал мне Бернес.

Он уговорил Е. Винокурова переделать заключительную строфу стихотворения «Сережка с Малой Бронной», чтобы она звучала обобщенно.

Поэты — люди упрямые, и им не особенно нравится, когда кто-нибудь посягает на суверенность их строк.

Но Бернес был хотя и трудным редактором, но зато самым приятным — влюбленным редактором.

Порою мы делали по нескольку вариантов какой-либо песни, но Бернес оставался недовольным, и недовольным справедливо.

Когда же верное решение бывало найдено, он звонил и говорил тихо: «Это то… Это то самое».

Мы, его друзья, часто подшучивали над тем, что Бернес все время придумывает себе болезни. Оказалось, что он не так уж был мнителен, — видимо, он чувствовал приближение смерти.

За несколько дней до его кончины мы с женой были у него в больнице. Он попросил меня почитать стихи. Я не мог. Я сказал, что обязательно напишу для него новую песню к тому времени, когда он поправится. Теперь уж поздно писать для него…

Я решил для себя: надо думать о тех живых, для которых мы, поэты и композиторы, должны написать их главные песни, их главные роли. Иначе может случиться так, что это тоже будет поздно.

Когда гроб с телом Марка Наумовича Бернеса обтекали толпы его коллег, его знакомых и незнакомых друзей, то над траурными венками звучал его голос, записанный на пленку: «Я люблю тебя, жизнь…»

Он любил тебя, жизнь…

АРАМАИС СААКЯН Неповторимость

С Марком Бернесом я познакомился в Ереване в 1961 году, когда он приехал на праздник «Золотая осень». В это время я работал в редакции молодежной газеты «Авангард».

Было ясное, солнечное утро. Узнав о приезде Бернеса, я побежал в гостиницу «Армения». В холле я увидел певца рядом с Сергеем Бондарчуком, Борисом Андреевым, Сергеем Филипповым. Он был без галстука, в белой сорочке с расстегнутой верхней пуговицей, в руках — солнечные очки. Я несколько минут восхищенно смотрел на него: на чуточку прищуренные глаза, на широкую обаятельную бернесовскую улыбку. Перед моим мысленным взором проходили созданные им герои: Костя Жигулев, Сергей Кожухаров, Аркадий Дзюбин, Чмыга, Минутка и другие из кинофильмов «Человек с ружьем», «Истребители», «Два бойца», «Великий перелом», «Третий удар». Одновременно я как бы слышал песни в неповторимом исполнении актера. Каждая из этих песен представляет частицу души, словно одну отдельную историю, новеллу жизни.