Марк Аврелий - [33]
Впрочем, если приглядеться, между двумя ситуациями, разделенными полутора столетиями, было и некоторое сходство. Первоначальный отказ не был чистой проформой: он был одновременно искренним, суеверным и тактическим. Тиберий — природный аристократ и антиавгустианец — предпочел бы разделить полномочия с республиканским сенатом. Ипохондрик по натуре, он неуклюже пытался ублажить Фатум. Наконец, как человек хитрый, он желал испытать, до какой степени дойдет оппозиция его персоне, чтобы потом диктовать свои условия. И вот теперь милейший воспитанник Антонина имел все резоны вести себя так же, как жестокий сын Ливии. Марк Аврелий был искренен, не решаясь принять на себя всю полноту тягостной власти. Он уже знал ее на опыте, и ему не хватало воображения и бодрости духа представить ее себе неразделенной. Его уму представлялись иногда удачные, но слишком рискованные примеры единовластия Адриана, Траяна и Домициана. Что до суеверия, то кто не был бы суеверен, переступая порог священного и абсолютного? Наконец, тактическая пауза имела целью потом взять инициативу в свои руки и тогда уже ставить условия.
Это условие всех удивило, но для приемного внука Адриана и названого брата Луция Коммода оно было вполне логично. Те, кто за двадцать лет забыл про Луция, почти не появлявшегося в Государственном совете и намеренно отодвинутого Антонином в тень, не ожидали, что он выйдет на авансцену. Тем не менее это было первое конституционное деяние Марка Аврелия. В качестве консула он немедленно провел беспрецедентный законопроект: его младший брат получал одинаковые с ним полномочия, так что впервые в истории Рима у него стало два равноправных императора. Кажется, удивление и неприятие этого акта сенатом были не так глубоки, как наше теперешнее изумление. Во всяком случае, они скоро прошли. Воцарение соимператора Луция Цезаря Августа, имевшего все священные должности, кроме лишь верховного понтификата, было утверждено овацией.
Это конституционное новшество было так легко принято не только потому, что политический класс поддался ненавязчивому шантажу Марка Аврелия, но и потому, что многие еще помнили про завещание Адриана. Нет никакой нужды предполагать, что в нем была какая-то тайна, но нет и сомнения в том, что воля умиравшего императора была неоднозначна. Чем бы на самом деле ни вызывалась его привязанность к Цейониям, были у него какие-то обязательства перед старой римской знатью или нет, — завещание оставалось священным и по-прежнему хранилось у весталок. Марк Аврелий, лучше всех осведомленный о сути проблемы, не хотел начинать царствование с клятвопреступления и вполне вероятной тяжбы. Кроме того, для римского правосознания это новшество отнюдь не являлось двусмысленным: разделение должностей входило в республиканскую традицию. Консулов всегда было двое, и Антонин на консульство 161 года предложил именно Марка и Луция. Наконец вспомнили, что Август дважды назначал себе двух равноправных преемников — было ли это мудро или глупо, мы не узнаем, поскольку оба раза смерть преждевременно унесла наследников.
Что двигало Марком Аврелием? Моральное обязательство или это был лишь предлог? Можно только предполагать. Если бы он оставил брата на втором месте, ему в любом случае ничего серьезно не грозило бы. За ним оставалось бы преимущество старшинства, опыта и положения — того нераздельного достоинства, которое с первых времен Империи называли auctoritas. Как мы видели, этот термин коренится в сакральной сфере и обнаруживается в титуле, избранном для себя Августом. В конечном же счете основание для решения, принятого в марте 161 года, следует искать в искренней дружбе двух наследников и в том, что они во многом дополняли друг друга, в том числе и по физическим качествам.
Отныне у сената и римского народа (теоретически сенат был представителем народа) было два Цезаря, два Августа, два принцепса, но еще не было императора. Это следовало исправить как можно скорее, обратившись к ближайшим представителям вооруженных сил — единственным, имевшим право квартировать в Риме: преторианцам. Преторианский корпус из семи тысяч человек, разделенных на десять когорт, служил для охраны порядка в Империи. Их командир, префект претория из сословия всадников, фактически был военным и гражданским главой правительства. Начиная с Сеяна, фаворита и соперника Тиберия, в лагере преторианцев на Виминале бродила мечта о власти. Траян призвал их к порядку, и вот уже шестьдесят лет префекты — сильные люди часто низкого происхождения — крепко держали их в руках. Итак, Марк Аврелий и Луций по обычаю отправились в их казармы, где получили одобрение (acclamatio), сопровождаемое страшной клятвой верности. Надо упомянуть и об ответном даре, знаменитом донативе: подарки в честь благополучного воцарения были неразрывно связаны с присягой. На этот раз каждый солдат получил по двадцать тысяч сестерциев, а офицеры еще больше, что равнялось нескольким годовым жалованьям.
