Марийский лесоповал: Врачом за колючей проволокой - [13]

— Доктор,— попросил он умоляюще,— сделайте, пожалуйста, все, чтобы меня не направили на общие работы, туда, где я могу получить травму, хотя бы легкую. Вы же понимаете, какая у меня болезнь. Любая царапина может мне стоить жизни.

— Конечно,— успокоил я его,— вы останетесь в зоне.

Как и положено, я выдал ему справку с указанием болезни, где было подчеркнуто, что всякие работы, связанные с возможностью получить травму, недопустимы. Рекомендовал работу в зоне, например, в качестве дневального или счетовода.

Как-то в лагере был объявлен аврал с тем, чтобы как можно больше зэков направить на работу. Ковалев выгнал всех, в том числе и инвалидов. Мой протест не подействовал.

Направили за зону и зэка с гемофилией. Его заставили таскать бревна. Во время работы острый конец обрубленного сучка легко поранил левое предплечье.

Бригадир, увидев неглубокую ранку, дал пострадавшему кусок бинта, сказав: чепуха. Забинтуешь, и все пройдет.

Но ничего не проходило. Кровь шла и шла. Еще раз забинтовали руку, наложив побольше ваты, но и это не помогло.

Зэк стал бледным, как полотно, он уже еле держался на ногах и просил лишь одного — быстрее отправить его в больницу.

Бригадир понял, что дело не ладное и обратился к конвоирам, чтобы больного отправить в зону.

Я мучился с ним больше суток, не сомкнув глаз, накладывал одну давящую повязку на другую, давал различные медикаменты и лишь с великим трудом остановил кровотечение.

— Вы чуть не угробили человека,— обрушился я несколько позже на начальника производства Ковалева,— вы что, справкам не верите или умнее врачей? А если бы больной умер? Кто бы отвечал за него? Вы!

— Мы с такими людьми никогда не встречались. Он же выглядел таким здоровым. Как я мог его оставить в зоне, когда даже инвалиды шли на работу,— оправдывался Ковалев.

— Внешность иногда обманчива,— ответил я.— Пусть это послужит вам уроком.

Володя

В начале 1945 года Ошлинская колония ИТК № 3 имела четыре участка, где содержалось около семисот заключенных. Она во многом напоминала пересыльный пункт. То и дело прибывали небольшие партии зэ-ков из разных районов республики, но они долго не задерживались. Одних направляли в Кузьмине (ИТК № 1), других, в основном пожилых людей и инвалидов, в Шушеры (ИТК № 2).

Для нас появление новых людей всегда было чем-то вроде праздника. От них мы узнавали последние новости, как живется на воле, и что изменилось после окончания войны.

Бывали случаи, когда оставшихся в Ошле людей можно было пересчитать на пальцах, и тогда в больнице просто нечего было делать.

Когда в стационаре пустовали койки, я занимал их обычно пожилыми людьми, и как-то решил положить на отдых «доходягу» Володю, которого все считали «полоумным». Он уже совсем отощал и вызывал во мне сострадание. Глаза у него были очень добрые и печальные, и не верилось, что он ненормальный. Моя затея не всем была по душе, в том числе она не понравилась и Ковалеву, но я настаивал на своем, приписывая Володе гастроэнтерит и прочие недуги.

Когда я его позвал в амбулаторию, он очень удивился. Володя как всегда мычал и стонал, словно его мучила зубная боль.

— Раздевайся! — приказал я.

Он разделся. Ребра можно было пересчитать, как струны на арфе, но до чистопольских или казлагских «доходяг» он еще не дотянул.

— Володя, а что скажешь, если я тебя положу в стационар? На поправку. Не возражаешь?

Он посмотрел на меня удивленными глазами. Такого вопроса он, вероятно, не ожидал. В колонии до сих пор только издевались над ним.

— Нет,— сказал он тихо,— хочу.

Володю отправили в баню, а потом переодели в чистое белье. Я предупредил сестру-хозяйку Кузнецову, чтобы его получше кормили и заполнил на него историю болезни с диагнозом: алиментарная дистрофия II степени, энтероколит.

Володя стал поправляться не по дням, а по часам, словно на дрожжах. Недели через три его трудно было узнать. Лицо стало круглое, гладкое, розовое, и оказалось, что это довольно симпатичный паренек.

Он перестал мычать и стонать, стал говорить нормально» правда медленно и несколько скованно.

Володя прибыл, по его словам, из Западной Украины. Находился во время воины в оккупационной зоне, где ему жилось далеко не сладко. Был у немцев в комендатуре на побегушках. Когда пришли наши, его забрали и обвинили в сотрудничестве с немцами. Пройдя через разные лагеря и тюрьмы, он постепенно превратился в «доходягу». Дистрофики, как известно, страдают разными авитаминозами, в том числе пеллагрой, одним из симптомов которой является деменция — приобретенное слабоумие. Этим, видимо, и объяснялось странное поведение Володи. Возможно, однако, что это была своеобразная защитная реакция, которая спасла его от общих работ. На «общих» он вряд ли выжил бы. Может быть даже, что он сознательно строил из себя дурачка.

Володя находился больше месяца в стационаре, а затем был выписан и направлен на легкие работы в зону. Он окреп и с удовольствием занялся делом. Он вновь стал нормальным человеком.

Оказывается, не очень многое требуется, чтобы человека сделать человеком. Немного сострадания и желание помочь.

Жестокая статья

Однажды в Ошлу прибыл небольшой этап в количестве 15 человек, в основном сельских жителей. Как и положено, их отправляли сначала в баню, а затем на медосмотр.