Мария Кровавая - [18]

ГЛАВА 4

Пусть я красой не богата,

Есть краше меня без числа, —

За все английское злато

Чинить бы не стала я зла.

Итак, Екатерина родила мертвого ребенка. Это означало, что Мария вовсе не отходит на задний план, как надеялся отец, а, напротив, ее положение приобретает еще большую государственную важность. К здоровью принцессы при французском дворе относились с глубочайшим вниманием. Еще бы, ведь ее помолвка с дофином была залогом мира между Англией и Францией — вот почему было важно, чтобы Мария оставалась здоровой. При каждой встрече с английским послом Томасом Болейном королева Клод не забывала осведомиться о здоровье Марии, а дипломаты и придворные различными способами пытались выведать друг у друга, «не больна ли сейчас принцесса». Спустя несколько месяцев после обручения по Парижу поползли слухи о смерти невесты, что вызвало непродолжительную панику, которую очень скоро развеял Болейн, заверив расстроенных придворных, что Мария пребывает в добром здравии.

Размер свиты Марии и затраты на содержание ее двора теперь соответствовали ее государственному значению. Ей не исполнилось еще и трех лет, а стоимость содержания увеличилась до тысячи четырехсот фунтов, причем опись предметов ее обихода включала набор драпировок, постельных принадлежностей и прочее, чего хватило бы на апартаменты дворца значительных размеров. Наряду с гобеленами, коврами, перинами, бельем, медной посудой и оловянными тазами в хозяйстве принцессы в постоянном ходу были пять тысяч крючков, две тысячи приспособлений для навешивания и снятия гобеленов, молотки для вбивания крюков в стены и забивания гвоздями крышек шкафов и сундуков, десятки метров холста для покрытия груженых повозок. Сюда же следует причислить и миниатюрный трои — маленькое кресло, обитое золотой парчой и бархатом, — с золотым балдахинчиком и маленькой золотой подушечкой, подкладываемой под ножки принцессы.

К трем годам Мария стала любимицей родственников и придворных Генриха. Под новый, 1519 год ее завалили подарками. От леди Девоншир, близкой приятельницы Екатерины, золотая ложечка, от тети Марии — золотая шкатулка с ароматическими шариками, две блузочки от супруги камергера Екатерины, леди Маунтджой, а от Вулси — красивая золотая чашка. Теперь она уже начала принимать участие в дворцовой жизни. Ее одевали и выводили по разного рода торжественным случаям. Наряду с членами семьи она присутствовала на всех церемониях, а когда летом родилась кузина, Франсес Брэндои, Мария была назначена ее крестной матерью.

Тот факт, что король в это время уделял пристальное внимание дочери, становится очевидным из писем его секретаря, Ричарда Пейса, к кардиналу Вулси в июле 1518 года. Это лето Генрих и Екатерина провели в Мор, поместье Вулси. В основном охотились, а иногда просто совершали верховые прогулки. Бывали времена, когда королева отправлялась одна в небольшой охотничий парк в поместье сэра Джона Печи (ее любимое место), примерно в четырех милях от дворца Вулси. В любом случае ни Генрих, ни Екатерина не возвращались во дворец до позднего вечера. Марию они с собой не взяли, но поместье Мор располагалось всего в двух днях езды от королевской резиденци и Генрих с Екатериной регулярно получали сообщения от ее свиты. Больше всего короля беспокоило, не возобновилась ли эпидемия потницы, поэтому когда ближе к ночи 17 июля он получил известие, что одна из служанок Марии заболела острой «болотной лихорадкой», то сильно взволновался, не потница ли эта острая «болотная лихорадка», и сразу же приказал своему секретарю послать слуге Марии, Ричарду Сайднору, предписание привезти принцессу в Мор, по только через аббатство Бишем, то есть в обход опасных районов. Он поручил Пейсу также написать и Вул-си, который был ответственным за все дела при дворе, чтобы тот разработал на остаток лета безопасные маршруты для Генриха и Марии и дал свои предложения.

В те годы Генрих заботился о дочери постоянно, хотя видел ее лишь время от времени. Принцесса вообще редко общалась с родителями, совсем не так, как это принято в семьях менее высокого положения. Визиты короля и королевы были нерегулярными, все больше подарки, деньги, письма и записочки, которые возили туда и обратно слуги из свиты. Большую часть раннего детства Мария провела в окружении фрейлин. Самым близким ей человеком стала Маргарет Поул, графиня Солсбери, некрасивая женщина с длинным лицом, которую Мария любила всю жизнь и почитала как близкого человека.

Родители представлялись Марии как красочные видения из приятного короткого сна. Екатерина в пепельном парадном платье или охотничьих юбках, со всегда веселым, смеющимся лицом, и Генрих, высокий, сильный, в украшенной драгоценностями бархатной шляпе. Свое второе и третье лето (когда все боялись потницы) Мария провела с ними, но даже и тогда она видела их не по своему желанию, а когда за ней посылали. Чаще всего она наблюдала за ними из дальнего конца пиршественного зала или в окно по время турниров. Возможно, ей было позволено посмотреть пышное праздничное представление по случаю заключения мирного договора с Францией в октябре 1518 года, на котором рыцари, наряженные турками и христианами, сражались в потешном бою за овладение «утесом мира», символизирующим мир и дружбу между европейскими странами, однако письменных свидетельств того, что она там присутствовала, не сохранилось. Скорее всего в тот вечер Генрих приказал одеть принцессу в самый лучший наряд и украсить драгоценностями, взял на руки и пронес по залу, после чего передал дочь прислуживающей камеристке, чтобы та уложила ребенка в постель.