Мариус Петипа. В плену у Терпсихоры - [103]
Произошло это уже после того, как В. А. Теляковский покинул театр. Об инциденте он узнал вечером от позвонившего ему А. Головина. Тот, волнуясь, сообщил директору, что «лопнуло стекло зеркала, в котором должна была переливаться ртуть». Согласно же сюжету, это зеркало имело большое значение. Незадача состояла в том, что быстро изготовить дубликат было невозможно. Поэтому Владимир Аркадьевич вспоминал, что «случай этот всеми был признан за недоброе предзнаменование; под таким впечатлением заканчивался день, канун первого представления „Волшебного зеркала“». Правда, на следующий день директору сообщили, что «стекло кое-как утвердили и надеются, что перекатывание ртути произойдет на спектакле благополучно, но выдержит это только один раз, а потому до спектакля пробовать не решаются»[774].
И вот наступил день премьеры — 9 февраля 1903 года. Все билеты в Мариинский театр были распроданы, и к восьми часам вечера зрительный зал заполнила нарядная публика. Зрителей очень интересовал новый спектакль — ведь разговоры о нем велись уже почти два года, ходили слухи о готовящемся необыкновенном зрелище. А тут еще бенефис знаменитого М. И. Петипа! Словом, ждали чуда. В том числе и члены императорской фамилии: в царской ложе сидели государь, обе императрицы, великие князья.
…Медленно поднялся занавес, и вниманию публики предстала картина «Сад перед дворцом». Так задумал художник, но не все это поняли и оценили. На следующий день корреспондент «Петербургской газеты» сообщал читателям: «Вместо сада… какая-то аляповатая мазня… О том, что декорация изображала сад, можно было догадаться по перекинутым через сцену гирляндам, но трудно было изобразить их грубее, чем это сделал Головин». Раскритиковал он и изображение дворца: «Своим угрюмым серым фасадом он больше походил на тюрьму, да к тому же совершенно расплывался на фоне окружающего грязного пейзажа»[775]. На фоне растений появлялись Король (Павел Гердт) и Королева (Мария Петипа), придворные дамы и кавалеры в самых разнообразных костюмах. Старый король всячески старался угодить своей молодой и красивой жене.
Хореографическая часть балета открывалась мелодичным «Вальсом цветов», который исполнили двенадцать пар кордебалета. Гирляндами цветов и корзинами он напоминал знаменитый вальс из первого акта «Спящей красавицы» и был встречен долго не смолкавшими аплодисментами. Об этом прелестном номере упоминали многие рецензенты, подчеркивая, что он «обращает на себя внимание»[776].
После окончания вальса на сцену вышли артисты, изображавшие продавцов кружев, хрусталя, фарфора, драгоценных камней. Они представляли свой товар в виде дивертисмента, наиболее интересным в котором были «танцы кружев» — разнообразные вариации с национальным колоритом: венецианским, английским, брюссельским. Завершал же сюиту русский танец.
По окончании дивертисмента Король покупал для Королевы волшебное зеркало, и она, обрадовавшись подарку, приглашала придворных танцевать. Но, задав волшебному зеркалу вопрос: «Я ль на свете всех милее?», она увидела в нем изображение падчерицы — прекрасной Принцессы (М. Кшесинская), — которая тут же явилась на сцену в сопровождении жениха (С. Легат). В финале акта, после танца влюбленных, Королева, осознав, что отныне звание прекраснейшей принадлежит не ей, лишалась чувств.
В антракте, при поднятом занавесе, состоялось чествование М. И. Петипа. На сцену вышли вся балетная труппа, гости из Москвы и Варшавы. Режиссер Н. С. Аистов[777] произнес приветственное слово от Мариинского театра, были также зачитаны многочисленные адреса и телеграммы. Затем бенефициант получил ценные подарки.
Второе действие начиналось сценой в парке, где Королева задумала убить Принцессу, поручив это няне. Но та, заведя воспитанницу в дремучий лес, не могла решиться на злодейство и лишь оставила девушку там в одиночестве. Петипа же, верный традициям фантастического балета, ввел в действие дриад, закружившихся вокруг нее в танце.
Согласно либретто, следующая картина представляла на поляне, среди скалистых гор, жилище гномов. Но декорации с хижинами не понравились зрителям. Рецензент «Петербургской газеты» сожалел, что «многие принимали скалы за деревья, а кто-то — за облака. Художник в погоне за фантастичностью не хотел изобразить природу такой, какая она есть»[778].
На сцене появлялись маленькие жители подземного царства — гномы. Этот эпизод описала в своих «Ранних воспоминаниях» Бронислава Нижинская[779], принявшая участие в премьере: «Группа мальчиков, одетых гномами-старичками, выходила на сцену, посередине которой стояла наковальня. Предводителем гномов был Леонид Гончаров, ему наклеили самую длинную бороду. Мальчики танцевали и били молотами». Автор также утверждает, что «исполнителям громко аплодировали»[780]. Кстати, в роли одного из гномов выступал юный воспитанник Театрального училища Вацлав Нижинский[781].
Журналисты же были иного мнения о появлении в спектакле гномов. Обозреватель «Нового времени» С. Н. Сыромятников, выступавший в печати под псевдонимом Сигма, отмечал через два дня после премьеры балета, что «европеизация» русской сказки не привела ни к чему хорошему: он назвал сюжет спектакля «нелепым чудом» и советовал авторам либретто внимательнее прочитать произведение великого русского поэта: «Пушкин дал народной сказке грациозную прелесть, поднял ее на ступень художественного произведения. Задача заключалась в том, чтобы эту художественную русскую сказку сделать рамкой»
