Марион Фай - [131]

— Конечно, нет, — сказал Роден.

— Нет никакой причины, по которой это было бы необходимо. Легко могу понять, что вы слишком вошли в свою роль англичанина, чтоб составить себе в Италии политическую карьеру. Едва ли это было бы вам возможно иначе как в качестве последователя вашего дяди, что, может быть, было бы для вас неудобно.

— Это было бы немыслимо.

— Совершенно верно. Д'Осси сегодня утром говорил мне, что и он того же мнения. Но нет никакой причины, чтоб вам здесь, как и там, не открылось широкое поле деятельности; деятельности, быть может, не политической, но служебной.

— Это единственная деятельность, которая в настоящее время мне доступна.

— Тут, конечно, могут встретиться затруднения насчет парламента. Мой совет вам еще месяц-другой не торопиться решаться на что-нибудь. Увидите, что все сделается само собой.

XXI. А ведь неправда

Прошло шесть недель без всяких событий. Наступило 1 июня. Доброжелатели Родена не дремали. Лорд Персифлаж виделся с сэром Бореасом, а Вивиан с личным секретарем главного директора почт. Первым последствием этих переговоров было помещение нашего клерка в отдельную комнату и данное ему поручение заведывать какой-то отраслью управления, причем он не приходил уже в соприкосновение с департаментскими Крокерами и Боббинами. Кроме того, сэр Бореас заявил, что имеются вакантные места секретарей, инспекторов и пр., и что любое из них может вскоре занять герцог, если он согласится быть герцогом. Затем был сделан шаг, на который Джордж Роден имел основание негодовать. В Лондоне существовал клуб, называемый «Клуб Иностранцев», состоявший наполовину из англичан, наполовину из представителей других наций и считавшийся очень фешенебельным.

Вивиан что-то сказал Джорджу Родену об этом клубе, — но серьёзного предложения никакого сделано не было, — тем не менее в книгу кандидатов было внесено имя герцога ди-Кринола, предложенного бароном д'Осси и поддержанного лордом Персифлаж. Имя красовалось в книге, так что весь свет мог заявить, что молодой герцог действительно герцог. Иначе имя его не было бы внесено в книгу итальянским посланником и английским министром. Сам Джордж Роден ничего об этом не знал.

Роден получал также и в Галловэе и в почтамте письма, адресованные на имя герцога ди-Кринола. Правда, он их не принимал. Правда, в них по большей части заключались циркуляры поставщиков. Послания эти, вероятно, были вызваны маневрами самой лэди Персифлаж.

— Всякий день получаются письма на имя герцога, — говорила хозяйка таверны мистрисс Дуффер. — Я сама видела. Я-то церемониться не стану. Назову его герцогом прямо в глаза.

Весь Парадиз-Роу часто это делал, к его великой досаде.

Даже мать начинала думать, что отказ его ни к чему не поведет.

— Не вижу, как ты против этого устоишь, Джордж. Конечно, если бы это была неправда, тебе пришлось бы выдержать, но так как это истина…

— Это не больше истина для меня, чем для тебя, — сердито сказал он.

— Никто и не думает так меня величать. Если весь свет будет за одно, тебе придется уступить.

Сэр Бореас был не менее настойчив. Он всегда был очень любезен с молодым клерком, а теперь особенно сблизился с ним.

— Конечно, милый мой, — сказал он, — я буду действовать совершенно в вашем духе.

— Благодарю вас, сэр.

— Если вы мне скажете, что вы — Джордж Роден, вы для меня будете Джорджем Роденом. Но, по-моему, вы не правы. Кроме того, мне кажется, что здравый смысл света одержит над вами верх. Если я что-нибудь понимаю в вопросе о титулах, этот титул принадлежит вам по всем правам. Свет никогда даром не стоит на том, чтоб величать человека лордом или графом. Люди для этого слишком завистливы.

Все это смущало Родена, хотя убеждений его не изменяло. Теперь он настолько свыкся с вопросом, что прекрасно сознавал, что стоит ему выставить это имя на своих визитных карточках, распорядиться на счет внесения его в адрес-календарь, написать кому следует, что он желает, чтоб его так называли, — и дело будет сделано. Он виделся с бароном д'Осси, и барон признал, что англичанина нельзя превратить в итальянского герцога без его согласия, но прибег к помощи очень сильных аргументов, чтоб доказать, что, в данном случае, англичанин обязан дать свое согласие. Барон выразил мнение, что синьорине будет очень обидно, если ей не позволят занять свое место среди молодых герцогинь. Личные чувства Родена ни на йоту не смягчились. Быть почтамтским клерком, живущим в Галловэе, с несколькими сотнями фунтов ежегодного дохода, и прославиться на весь мир в качестве претендента на громкий титул! Казалось, будто жестокая судьба решилась навести ему страшное наказание за его демократические взгляды. Подумать только, что ему, из всего мира, выпало на долю быть герцогом, вопреки собственным желаниям! Сколько раз он утверждал, что всякие наследственные титулы сами по себе нелепы. А между тем, его-то и хотели заставить сделаться нищим герцогом.

Тем не менее ему не хотелось отнимать у девушки, которую он надеялся видеть своей женою, то, что могло бы принадлежать ей по праву.

— Фанни, — сказал он ей однажды, — ты не можешь себе представить, сколько людей пристают во мне из-за этого титула.