Марина Цветаева - [94]

Цветаева добавляет к пушкинскому Пугачеву «чару» — свое романтическое понятие возбуждения, неудержимой власти любви, власти Черта, вампира, гения. Воображение Цветаевой зажигает не благодарность Пугачева Гриневу за тулупчик и не благодарность Гринева Пугачеву за то, что тот даровал ему жизнь. Это эмоциональная напряженность их взаимного притяжения, «тайный жар»: нет жертвы слишком великой.

В работе есть еще одна важная скрытая мысль. Если Пугачев — это воплощение Черта Цветаевой, кто же тогда Гринев? В те дни Цветаева жила под постоянным гнетом решения о возвращении в Россию. Она, должно быть, начала подозревать, что ее муж вовлечен в нечто большее, чем вербовка солдат для испанской войны. И, хотя нельзя провести реальной параллели между конфликтом, который мы видим в эссе, и ситуацией, с которой столкнулись Эфроны, мне кажется, что Цветаева в образе Гринева старается оправдать верность мужа и полное служение его партии. Образ Эфрона, которого она хочет уберечь, ясно появляется в сцене между Гриневым и Пугачевым: «Очная ставка Д_ОЛГа — и Бунта, Присяги — и Разбоя, и — гениальный контраст: в Пугачеве, разбойнике, одолевает человек, в Гриневе, ребенке, одолевает воин». Цветаева остается преданной своему основному романтическому кредо: страсть, «чара», но также и не-свобода от долга. Она знала все эти противоречивые эмоции и продолжала видеть Эфрона как Гринева.

В начале 1937 года Цветаева с Муром поехали на океанское побережье; она ждала Эфрона в августе. Ее письма к Тесковой полны подробностей о пейзаже, о домике, который они сняли, о книгах, которые она читала, о ее работе. Когда она узнала от Али, что в России умерла Сонечка Холлидей, она немедленно начала писать «Повесть о Сонечке», двухтомный отчет об их дружбе. «Я в жизни никого так не любила — как ее», — писала она Тесковой 27 сентября 1937 года.

Очевидно, Цветаева не имела понятия о важных событиях, происходивших в этот месяц. 1 сентября без особой на то причины в Москве была арестована ее сестра Ася. Некоторые предполагали, что после загадочной смерти Горького Ася осталась без покровителя. Ее могли взять, как заложницу, чтобы Эфрон жил согласно ожиданиям руководства.

Воссоздать события сентября 1937 года все еще невозможно. Одно кажется ясным: для Эфронов было явно необычным разлучиться на несколько недель, не слыша ни слова друг о друге, и можно с уверенностью допустить, что Цветаева в то время ничего не знала о?оли Эфрона в убийстве Рейсса. Урожденный Ян 1орецкий, Рейсс был заметной фигурой в советской шпионской сети в Европе. Агент-ветеран, он был раньше преданным большевиком, но после своей последней поездки в Москву он был разочарован и напуган. Сталин и Ежов были новыми безжалостными руководителями, и Рейсс отказался им служить. Написав об этом письмо в Центральный Комитет Коммунистической партии, он с женой и ребенком скрылся в Швейцарии. Он устроил встречу с одним из лидеров бельгийских социалистов, надеясь с помощью его и сына Троцкого обрести новую жизнь. Но его письмо было вскрыто в советском посольстве в Париже, и на него немедленно началась охота. Эфрон принимал в ней участие и, по-видимому, руководил операцией.

В первых числах сентября шведская полиция обнаружила на дороге недалеко от Лозанны труп мужчины, убитого пистолетным выстрелом. В его документах значилось имя Ганс Эберхард, так как убийцы планировали скрыть его личность. Предполагалось, что жену и сына Рейсса отравят конфетами, наполненными стрихнином. Но у немецкой коммунистки Гертруды Шилдбах, старой подруги семьи Рейсса, в последний момент сдали нервы и она не дала конфеты жене Рейсса. Вдова опознала тело, и шведская полиция арестовала другого заговорщика, шведа, сторонника коммунистов, Рената Штейнера, который запаниковал и назвал сообщников. Среди них был и Сергей Эфрон.

Эфрона допросили в Париже по требованию шведской полиции, и он был освобожден за недостатком доказательств. Но генерал Миллер, президент ассоциации русских офицеров и известная фигура в парижском белогвардейском сообществе, был похищен 22 сентября и исчез. Французская полиция верно заподозрила, что здесь замешана та же группа, которая осуществила убийство Рейсса. Когда полиция пришла арестовать Эфрона, то. его нигде не могли найти. Вместо него они привезли Цветаеву в участок для допроса.

Цветаева была потрясена и напугана. На все вопросы она отвечала лишь утверждением о честности мужа. Затем, без видимой причины, она начала читать французские стихи, свои переводы Пушкина и «Молодца». Чиновники, начавшие сомневаться в ее нормальности, в конце концов отступили и отпустили ее.

Согласно статье Натальи Резниковой, близкого и надежного друга Цветаевой, Цветаева и Мур сопровождали Эфрона во время его бегства на машине из Парижа. «Когда они прибыли в Rouen из Парижа, было уже темно, — сказал Резниковой шофер. — Что-то испугало Сергея, и он резко выскочил из машины, не попрощавшись с женой и сыном». Может быть, он хотел скрыть следы. В любом случае, он отправился в Советский Союз на советском корабле.

Теперь Цветаева начала беспокоиться серьезно. В анонимном письме, появившемся 29 октября в главной русскоязычной газете «Возрождение», Эфрона называли одним из ведущих членов Союза возвращения, который по приказу НКВД принимал участие в «мерах по ликвидации нежелательных элементов в эмиграции». Она, однако, продолжала повторять в письмах и лично, что она доверяет Эфрону и что Он не мог принимать участие в таком кровавом деле.