Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 - [222]
— Да, принеси мне это.
И, глядя на меня совершенно сознательными глазами, без всех этих блесток ужаса, страха и подозрительности, без мути, но очень устало, он нежно и дружески попрощался со мной и сказал: «Ну, в четверг я буду ждать тебя, Олечка».
Я сделала вид, что ушла, и видела, что он не мог выбрать направления, куда ему надо идти. Огромный санитар звал его в одну сторону, он беспомощно не мог понять, куда ему идти. Самое тяжелое не бред его, а впечатление от взгляда его и каменной неподвижной задумчивости. Ему понравилась мысль жить со мною, после болезни. Только я «должна буду отречься от ре-литии и от церкви». Он очень хвалил обращение персонала с больными, стол, опрятность, врачей. Он сказал, что если он не безнадежный сумасшедший, в этих условиях он поправится. Во время разговора (то есть бреда, потому что он говорил, что я подослана к нему, он знает кем) дама, сидевшая напротив, уронила сумочку или перчатки. Всева естественным свободным движением поднял вещь и вежливо подал ей. Его неприятно поразила брошенная кем-то папироса. Он поднял ее и «убрал». То есть просто переложил ее на другое место.
Работу свою в Доме младенца (в Сергиеве) я уже начала. С детьми бываю 5 часов в день. Мне легко и приятно быть с детьми от 2 до 3 лет — девять ребятишек. Жалование — 30 рублей и обед — жить можно.
О Всеве. Доктор сказал, что еще есть надежда на поправку и даже полное выздоровление. Все дело в крайнем перенапряжении всех сил, в переутомлении в течение ряда лет — без передышки и отдыха в тяжелых условиях, с 1917 года — восемь лет!
Так же без передышки и отдыха живет и брат Борис, да и Володя. Всевочка после тропической малярии уже с полгода «катился под гору», а последние дни перед больницей совсем перестал спать; он перестал работать, у него была мания преследования, он часами сидел неподвижно, был «отделен от внешнего мира». Стало необходимым отвезти его в больницу. Он не сопротивлялся, собрался сам.
Первые дни в больнице. Бредовые идеи перемежались с острым критическим и ясным сознанием всего окружающего и своей болезни. Последние дни он беспокоен и более «отделен от мира». Бурное течение болезни позволяет надеяться на благоприятный исход болезни — на выздоровление. Страшно, что не могу навещать его именно теперь (что будет потом — неизвестно). А братья живут далеко в Воронеже, и оба заняты сверх головы. И Всевочка один.
Вчера вечером у Жени Б<ируковой> слушала отрывки из мемуаров и рассказы О<тца> С<ергия> Сидорова. Обреченный он какой-то. Редкостно красивый, в 22 года священник, двое детей, влюблен в Женю. Взрослый отрок. Безупречный в поведении, неудержимо обречен гибели.
На другой день после Ивана Купалы (с 8 на 9) по дороге в Скит под цветущей липой я и Валя встретились с Еленой Влад<имировной> Дервиз и с ее бабушкой.
Из скита зашла к Фаворским. Видела второго их сына Иванушку[701] и всех остальных. С Еленой Влад<имировной> была у Винберг в Глинкове[702]. Нина Як<овлевна> уехала в Москву. Не удалось мне поблагодарить ее за чудесный подарок, только что изданную книгу ее «Записки Петрушечника».
Ефимов ушел на сенокос. Ел<ена> Вл<адимировна> и Адриан проводили меня до дома закутанную в испанский плащ Иоанна. Как он знаком мне! Дом заснул в 11 часов.
В полночь проснулась от гома часов и от голоса Иоанна, звавшего меня с балкона. Он перелез через забор, через палисадник и балкон. И почему-то ни одна собака не залаяла, а обычно все три они несносно лают при малейшем движении даже живущих в доме. Проснулась и Вавочка. Я быстро оделась и вышла на балкон. Зажгли лампу, на балконе устроили постель Иоанну. Вавочка смеялась, что она никак не могла отнести ко мне «Ольгу Александровну» — слышала, но не подумала, что это к нам идет… Мы все трое засмеялись, но никто не сказал «жених во полунощи». Иоанн дал мне душистую клейкую ветку тополя. Часа через полтора дом опять заснул.
Канун Ивана Купалы я встретила на крылечке санатория в Долгих Прудах. Смотрела, как солнце превратилось из золотого в розовое, оранжевое, красное, багровое. Встала с крылечка, когда затихли последние светы, когда в Доме отдыха зажглись огни, когда за усадьбой в деревне услышала песни и звуки карусели. В деревне Виноградово престольный праздник и народное гулянье.
Затихла вся, тосковала о чужестранце Рахмиэле. Первый раз «изменила» я Ивану Купале, забыла об этом дне — что он завтра. Батюшка Ярило, не гневайся!
С Анной Иосифовной пошла в Виноградово, посмотреть на карусель с нарядными девушками и грубоватой молодежью.
Днем через весь парк прошла процессия девушек в ярких шелковых платьях (голубых, розовых и белых) с большой серебряной чудотворной иконой Богоматери. Пели: «Не имамы иные помощи, не имамы иные надежды… Ты нам помоги…» Шли они по главным аллеям. А над прудом стройно стояли олимпийцы из Дома отдыха, приготовившись купаться, плавать, нырять. Молча смотрели на Крестный ход с чудотворной иконой. День яркий, солнечный. Колокольный звон и здесь, и там, и дальше — все с новых сторон, нет края, нет конца, изо всех окрестных деревень.
Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу.
Наталья Громова – прозаик, исследователь литературного быта 1920–30-х годов, автор книг «Ключ. Последняя Москва», «Скатерть Лидии Либединской», «Странники войны: воспоминания детей писателей». Новая книга Натальи Громовой «Ольга Берггольц: Смерти не было и нет» основана на дневниках и документальных материалах из личного архива О. Ф. Берггольц. Это не только история «блокадной мадонны», но и рассказ о мучительном пути освобождения советского поэта от иллюзий. Книга содержит нецензурную брань.
Наталья Громова – писатель, драматург, автор книг о литературном быте двадцатых-тридцатых, военных и послевоенных лет: «Узел. Поэты. Дружбы и разрывы», «Распад. Судьба советского критика», «Эвакуация идет…» Все книги Громовой основаны на обширных архивных материалах и рассказах реальных людей – свидетелей времени.«Странники войны» – свод воспоминаний подростков сороковых – детей писателей, – с первых дней войны оказавшихся в эвакуации в интернате Литфонда в Чистополе. Они будут голодать, мерзнуть и мечтать о возвращении в Москву (думали – вернутся до зимы, а остались на три года!), переживать гибель старших братьев и родителей, убегать на фронт… Но это было и время первой влюбленности, начало дружбы, которая, подобно пушкинской, лицейской, сохранилась на всю жизнь.Книга уникальна тем, что авторы вспоминают то, детское, восприятие жизни на краю общей беды.
Второе издание книги Натальи Громовой посвящено малоисследованным страницам эвакуации во время Великой Отечественной войны – судьбам писателей и драмам их семей. Эвакуация открыла для многих литераторов дух глубинки, провинции, а в Ташкенте и Алма-Ате – особый мир Востока. Жизнь в Ноевом ковчеге, как называла эвакуацию Ахматова, навсегда оставила след на страницах их книг и записных книжек. В этой книге возникает множество писательских лиц – от знаменитых Цветаевой, Пастернака, Чуковского, Федина и Леонова и многих других до совсем забытых Якова Кейхауза или Ярополка Семенова.
Роман философа Льва Шестова и поэтессы Варвары Малахиевой-Мирович протекал в мире литературы – беседы о Шекспире, Канте, Ницше и Достоевском – и так и остался в письмах друг к другу. История любви к Варваре Григорьевне, трудные отношения с ее сестрой Анастасией становятся своеобразным прологом к «философии трагедии» Шестова и проливают свет на то, что подвигло его к экзистенциализму, – именно об этом белом пятне в биографии философа и рассказывает историк и прозаик Наталья Громова в новой книге «Потусторонний друг». В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Лидия Либединская (1921–2006) — прозаик, литературовед; урожденная Толстая, дочь поэтессы Татьяны Вечорки, автор книги воспоминаний «Зеленая лампа».Всю жизнь Лидия Либединская притягивала незаурядных людей, за столом ее гостеприимного дома собирался цвет нашей культуры: Корней Чуковский, Виктор Драгунский, Давид Самойлов, Семен Липкин, Булат Окуджава, Каверины, Заболоцкие… Самодельная белая скатерть, за которой проходили застольные беседы, стала ее Чукоккалой. Литераторы, художники, артисты и музейщики оставляли на ней автографы, стихи, посвящения, рисунки.Эта книга и получилась такой же пестрой и разнообразной, как праздничный стол.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.