Марианская впадина - [47]

Его попытка вдохнуть полной грудью горный воздух закончилась приступом кашля, который стоил ему сил, несмотря на поддержку кислородного аппарата. Я завела старика обратно в комнату и сорвала покрывало с чего-то, что мне представлялось диваном. Это оказалась зеленая потертая софа с резными перилами. Я немного обмахнула поверхность от пыли, и Гельмут сел на нее.

– Я вам воды принесу, хорошо?

Вернувшись, я увидела, что Гельмут поднялся и рассматривал на стене перед камином фотографии. Я подошла ближе и заглянула ему в лицо, оно было неподвижно и загадочно. Я тоже принялась рассматривать фотографии в рамках, развешанные над камином; там было много свадебных: может быть, родители Гельмута или другие родственники. Всем фотографиям было от шестидесяти до ста лет. Играющие дети, семьи с сыновьями и дочерьми, которые, кажется, все стояли, выстроившись по возрасту.

– Что это за собака? – спросила я, показывая на черно-белую фотографию дога.

– Это Сэнта, дог моего брата. Мы все любили собаку, она была настоящим членом семьи.

Мой взгляд продолжал скользить по фотографиям. Вдруг Гельмут поднял руку и снял со стены одну рамку. На фото было четверо детей: трое мальчиков и девочка.

– Это ваша сестра? – спросила я.

– Да, девочка – это Регина. Этот снимок сделан незадолго до ее смерти. Ах… как давно это было, – он поднял глаза к стене. – Все люди, которые здесь на фотографиях, умерли. Все ушли, только я еще остался.

– Но у ваших братьев ведь, наверное, дети есть. Неужели у вас нет племянников и племянниц?

– Верно. Но здесь на фотографиях их нет. И я как-то не поддерживаю с ними связь… Я даже не знаю, где они все живут. Раньше все было по-другому, ну, когда братья еще были живы, но те времена прошли.

– Жаль.

Я наблюдала за Гельмутом, стоящим у камина, со своими волосами, как пух цыпленка, и глядящим сквозь песочные часы в давно забытое время. Я читала тебе однажды статью об исследовательской станции, на которой жили последние особи определенного вида улиток, находящихся под угрозой вымирания. Одну из улиток звали Петэ, это был так называемый последыш, последний из этого вида, символ безвозвратности – и он умер. Ты тогда плакал горючими слезами. И вот сейчас я стояла рядом с человеком, который держал в руках фотографии, как будто это пустые домики его сородичей-улиток. А если точнее, я смотрела, как он умирает. Мне внезапно стало не по себе. Я была здесь чужая, свидетельница его (у-)вымирания, при этом я его едва знала.

Он повесил фотографию на место и повернулся ко мне.

– Надо здесь немного прибрать.

– Я приберу.

– Но…

– Никаких возражений. Вы сейчас сядете и скажете мне, есть ли здесь где-нибудь, может быть, веник. Чистящие средства есть у вас в трейлере. А потом вы скажете мне, что делать.

К моему удивлению, никаких возражений не последовало. Он только вытер пыльные от фоторамок руки о свои коричневые свободные брюки и сказал:

– Ну ладно.

Делая уборку, я чувствовала себя археологом. Пыль лежала повсюду толстым слоем, и мне приходилось сначала отгонять пауков.

– Бейте их просто веником! – распорядился Гельмут.

– Забудьте об этом!

– Ах, несчастная хиппи!

Я сняла все покрывала с мебели, вынесла их на улицу, прохлопала на металлической стойке для ковров и оставила там повисеть, потому что они пахли затхлым, из них еще вылетала моль, в возмущении от выселения из своего жилища таким бесцеремонным способом.

– А мебель вся ручной работы? – спросила я Гельмута, вернувшись в дом.

– Разумеется. В основном это работа отца, а вот шкаф деревенский – это моя пробная работа – проба подмастерья.

Я подошла к шкафу и провела рукой по резным рисункам на дереве.

– Там сзади мое имя, если не верите! Мои инициалы.

– Я вам верю.

Гельмут отключил кислородный аппарат и сидел теперь в некотором напряжении на диване, давая мне указания.

– Пойдемте, я покажу вам все остальное в доме, – предложил Гельмут, когда я после уборки села рядом с ним.

Вздохнув, я встала и пошла вслед за ним, хотя мне хотелось немного отдохнуть. На первом этаже рядом с гостиной были расположены старомодная кухня, большая ванная, маленький кабинет и просторное хозяйственное помещение.

– Посмотрим, что там в спальнях, – сказал Гельмут и стал подниматься по деревянной лестнице.

Ступеньки скрипели под его шагами и повизгивали, от радости или недовольства быть разбуженными после десятилетий сна, этого я не знала.

Удивительно, в каком хорошем состоянии все пребывало. Вероятно, кто-то наведывался сюда каждые пару лет, чтобы посмотреть, все ли в порядке. По-другому я себе этого не могла объяснить. Вверху находился круговой балкон и четыре спальни.

– Одна спальня моих родителей, другая моей сестры, в третьей спали мы с младшим братом. У старшего брата была отдельная спальня, как и у сестры.

– Понятно, тогда откроем везде окна, да?

– Нет.

– А как?

– Я сначала один зайду, хорошо? Вы пока можете принести из трейлера свои вещи.

– Да, пойду за вещами схожу, – согласилась я и снова спустилась по лестнице.

– Осмотритесь пока, на окрестности поглядите. Мне надо немного побыть здесь, – крикнул он мне вслед.

Внизу я увидела Джуди, она как раз выходила из кухни, что-то жуя: мышь или что-то еще, уточнять мне было вовсе не интересно. Я пошла к машине, чтобы взять ее поводок. Пристегнув его, я еще раз крикнула, заглядывая в дом наверх: