Марго - [4]

Читателю уже известно, что Марго была крестницей г — жи Дорадур и что это она написала старушке поздравительное письмо на красивой бумаге с виньеткой. Письмо это, в котором не было и десяти строчек, стоило юной дочке фермера немалых трудов и долгих размышлений, потому что она была не очень сильна в изящной словесности. Как бы там ни было, но г — жа дорадур, всегда питавшая нежную любовь к Марго и знавшая ее за самую порядочную молодую девушку во всей деревне, решила попросить папашу Пьеделе, чтобы тот отпустил к ней дочку, и попытаться сделать ее своей компаньонкой.

Как‑то вечером старик Пьеделе внимательно разглядывал новое колесо, только что приделанное к одной из его тележек. /Кена его стояла с озабоченным видом под навесом сарая и, вооружившись большими щипцами, крепко держала за морду испуганного быка, чтобы тот не вертелся и не мешал ветеринару, делавшему ему перевязку. Работники обтирали соломой лошадей, только что вернувшихся с водопоя. Гнали домой стадо, и величественная процессия коров направлялась к хлеву в лучах заходящего солнца. Марго, сидя на охапке клевера, читала старый номер «Имперской газеты», который ей дал господин кюре[1].

В эту минуту сам кюре вошел во двор и, подойдя к старику, вручил ему письмо от г — жи Дорадур. Старик с почтением распечатал конверт, но едва лишь пробежал он первые несколько строк, как ему пришлось сесть на скамью — до такой степени он был взволнован и поражен.

— Просить у меня мою дочку! — вскричал он. — Мою единственную дочку, мою дорогую Марго!

При этих словах тетушка Пьеделе в ужасе подбежала к мужу. Сыновья, только что вернувшиеся с поля, обступили отца. Одна только Марго продолжала сидеть в отдалении, не смея ни вздохнуть, ни пошевелиться. После первых возгласов все семейство застыло в мрачном молчании.

Тогда заговорил кюре и стал перечислять те преимущества, какие ожидали Марго в случае, если бы она приняла предложе- ние своей крестной. Г — жа Дорадур не раз делала добро семье Пьеделе, она их благодетельница. Теперь ей понадобился человек, который мог бы скрасить ей жизнь, позаботился бы о ней самой и о ее доме. Она доверчиво обратилась за помощью к семье своего фермера и, уж конечно, не только будет хорошо обходиться со своей крестницей, но и обеспечит ее будущность. Старик выслушал священника, не говоря ни слова, потом сказал, что должен несколько дней подумать, прежде чем принять какое- либо решение.

Только через неделю, после долгих колебаний и горьких слез, было решено, что Марго отправится в Париж. Мать была безутешна: просто стыд, говорила она, делать из их дочки служанку, когда ей стоит только выбрать среди самых лучших женихов во всей округе, и она станет богатой фермершей. Братья Пьеделе впервые в жизни не могли столковаться между собой и все время ссорились — одни coлгашаясь на отъезд Марго, а другие восставая против него. Словом, в доме царило неслыханное смятение и уныние. Но старик помнил, что в один неурожайный год г — жа Дорадур, вместо того чтобы потребовать у него арендную плату, прислала ему кошелек с деньгами. Он велел всем замолчать и объявил, что его дочь поедет.

Когда настал день отъезда, в двуколку запрягли лошадь, чтобы отвезти Марго в Шартр, откуда она должна была ехать дальше дилижансом. Никто в этот день не вышел в поле, почти вся деревня собралась во дворе фермы. Марго сделали полное приданое; к повозке, и спереди и сзади, были привязаны разные ящички, сундучки и картонки — родители хотели, чтобы их дочь не ударила лицом в грязь и в Париже. Марго простилась со всеми и хотела было еще раз обнять отца, но в эту минуту г — н кюре взял ее за руку и прочитал отеческое наставление по поводу ее путешествия, ее будущей жизни в Париже и тех опасностей, которые могли встретиться на ее пути.

— Храните, молодая девица, свою добродетель! — воскликнул в заключение достойный пастырь. — Это — драгоценнейшее из сокровищ. Бгрегите его, а бог позаботится об остальном.

Старик Пьеделе был растроган до слез, хотя он и не все понял в речи священника. Он прижал дочь к сердцу, поцеловал ее, отошел, потом снова обнял и поцеловал ее еще раз. Он хотел было что‑то сказать, но не смог произнести ни слова.

— Хорошенько запомни советы господина кюре, — проговорил он, наконец, изменившимся от волнения голосом, — запомни их хорошенько, мое бедное дитя… Да, черт побери, не забывай их… — неожиданно добавил он.

Кюре, который уже простер было руки, чтобы благословить Марго, замер на месте, услышав это грубое выражение. Старик произнес его только для того, чтобы справиться со своим волнением. Он отвернулся от священника и, ничего больше не сказав, ушел в дом.

Марго забралась в повозку, и. лошадь уже готова была тронуться, как вдруг послышался чей‑то плач, такой громкий, что все обернулись. Тут все заметили мальчика лет четырнадцати, на которого до сих пор никто не обращал внимания. Его звали Пьеро, и занятие его было ке из самых почтенных — он пас индюшек, — но он горячо любил Марго, хотя, разумеется, чувство это было не любовью, а дружбой. Марго тоже любила этого бедного мальчугана. Не раз, чтобы подсластить его сухой хлеб, она давала ему то горсть вишен, то веточку винограда. Он был не глуп, и ей нравилось болтать с ним или учить тому немногому, что знала она сама, а так как они были примерно одного возраста, то нередко случалось, что после урока учительница и ученик вместе играли в прятки. Сейчас Пьеро, в тех самых деревянных башмаках, которые Марго когда‑то подарила ему, чтобы он не ходил босиком, стоял в уголке двора, посреди своего скромного стада, и, глядя на эти самые башмаки, заливался горючими слезами.