Маргарита - [23]

— Ты эти шуточки брось, — и щелкнул нагайкой рядом с ногами сатирика. — Ступай!

Потом щелкнул еще два раза, и на сцену явился другой известный сатирик, уже с русской фамилией.

Он сначала бессмысленно улыбнулся, потом сделал серьезное выражение:

— Русь! Какое слово, а, Русь! А от чего оно происходит?.. От слова «русские». А слово «русские» от чего происходит?.. От слова Русь! Потому что мы вместе все, неразделимые!

Публика встретила эту белиберду громкими аплодисментами.

— Вот бревно лежит поперек дороги. Немец что сделает, вылезет из машины и начнет его убирать. Американец вообще свернет на другое шоссе. А русский переедет бревно и дальше себе…

Сатирик засмеялся первым, и его здорово поддержали.

— Ну и иди, — выговорил мужик.

Нагайка, показалось, хочет ударить теперь не по полу, сатирика ветром сдуло.

Большой занавес опустился, но нижние огни загорелись, предупреждая, что перерыва не будет.

— Все слова помнишь?

Артиста Здруева выставили срочно, как третьего дублера.

— А что там не помнить, «быть — не быть».

Он прихватил шпагу и поспешил на сцену.

Занавес пошел вверх, Здруев увидел привычную декорацию — боковая часть замка Эльсинор с башней. Сейчас призрак его позовет.

А вот и он.

Здруев, начал ступать вверх по ступенькам и на последней, как и положено, произнес:

— Куда ведешь, я дальше не пойду.

Призрак заговорил могильным голосом:

— Я Дания, лежащая во прахе, пока спала, обобрана была до нитки.

— Вот тебе раз, — вырвалось у Здруева само как-то, искренне.

— Насилие терплю со всех сторон — воруют гнусно, без стыда, без совести, — и исчезая, призрак добавил: — Отмщенья жду.

Собственно говоря, за то короткое время, пока он здесь, кое-что и сам замечал — крестьяне вчера ему встретились на конной прогулке, оборванные все с изможденными лицами. А при бате ведь жили зажиточно.

Он начал медленно спускаться вниз по ступенькам.

Полоний всегда вызывал подозрения — он и в детстве не сомневался, куда именно делись его маленькие золотые часики.

Опять же слухи ходят, что дядька казенной землей торгует, Фортинбрасу острова продает. И концессии какие-то придумал — германцы лес вовсю рубят.

Мамаше каждый день курьеры из Парижа заказы везут, и драгоценности из Амстердама. В конюшне королевской пустых стойл полно — куда лошади подевались?

Здруев спустился в ярко освещенный зал, где, как всегда, шла пирушка.

Подошел к столу и тоже присел.

Мамаша, улыбаясь, проговорила:

— Я вижу, сын наш отчего-то невесел.

— А чего радоваться-то?

Мамаша показывает ему глазами за спину, он поворачивается — там дурак какой-то из будки что-то шепчет ему.

Явился пьяный Лаэрт, полез за графином, и под распахнувшимся камзолом обозначались два туго набитых мешочка с деньгами.

Ну точно, он, сука, коней уводит.

— Я вот что, дядя, думаю — большие сомнения насчет концессий имеются. Не патриотично оно как-то.

— Патриотизм, как известно, — дядька сделал большой глоток из кубка, — последнее прибежище негодяя.

Здруева как по щеке хлестануло.

Он, Принц Датский, проскакавший с отцом всю страну, любящий каждое дерево, каждый камушек на побережье, это он негодяй?

Полоний улыбается, а Лаэрт смеется.

Первым делом Здруев врезал рукояткой шпаги Лаэрту по харе, затем вырвал из ножен клинок.

Первый выпад дядька отбил большим кубком.

— С вами, мамаша, тоже разговор будет.

Вторым выпадом он «достал», и дядька с визгом скатился под стол.

…еще раз Лаэрту по морде…

Где Полоний?!

А, за коврами прячется, крыса.

Вот тебе, вот!..

Стражники кинулись разнимать.

Здруев отбросил шпагу и начал бить кулаками… слабенькие у них шлемы…

Голос из зала добавил силы:

— Бей их, Гамлeт, Данию продали!

— Что с вами, милорд, вы не в себе?

Явилась! Губки бабочкой…

Только и думает, как его обморочить и принцессою стать. Недотрогу из себя корчит, а сама с четырнадцати лет, Йорик рассказывал, ноги разводила кому ни попадя.

Здруев почернел лицом.

— Молись!

— Дурак, мы не то играем.

— Молись!

Кто-то попробовал помешать, но не вышло.

Саша Захарова извивается на полу и сипит:

— Задушишь, гадина.

Занавес с крупной надписью: «ВОТ ВАМ И ВСЁ».

Связанного Здруева отнесли в гримерную, он плевался и матерился.

* * *

Почему среди всех объявлений в газете депутат выбрал именно это, депутат не знал сам.

Мельком обратил внимание, когда въезжал в переулок — на углу опять что-то сносят.

Вот аккуратная дверь под небольшим козырьком, на панели с кнопками вспыхнуло: «Ждем-с!».

— Что приключилось-то, батенька? — на него смотрят добрые, немного кошачьи глаза. — Дайте-ка руку, я пойму сам.

— По пульсу?

— Пульс на каждой руке отражает шесть энергетических каналов. Всего их, главных, двенадцать. Дайте другую руку… Э, да у нас не приключилось, а отключилось.

— Знаете, всегда было нормально, вчера поехал к…

Доктор понятливо кивнул и спросил:

— Много не пили?

— Нет, я перед этим делом…

Он снова кивнул:

— Правильно, батенька, правильно.

— Это трудно лечится, доктор?

— Отнюдь. Случай у вас простой, две недельки покушаете «Импазу», и как рукой, — доктор сначала махнул рукой, а потом, подумав, перевел ее в правильное положение. — Значит, во все время, кроме сна и еды, употребляем «Импазу». Интервалы — чем реже, тем лучше. Купите сразу килограмм пятьдесят. — Он вдруг покачал головой. — Только, батенька, контрафакт у нас кругом, контрафакт.