Теперь Катушеву докладывали о результатах.
— Все те же лица, ничего нового.
— А между собой что говорят, башку ему кто все-таки снес?
— Странное говорят — будто медведь. И мужик при нем был из «Эх, России».
— Медведь?
— Братки говорили — огромный и страшный.
— Мужик не тот ли, что вчера без штанов выступал?
— В точности не опознали, но некоторые высказывались, что очень похож.
— Певец тоже был на похоронах?
— Не было — улетел на гастроли в Забуйск, прислал большую извинительную телеграмму. Еще памятник от Церетели поставили. Оригинальный памятник.
— Когда он успел?
— А у него на весь «крупняк» заранее приготовлено. Только памятник поставили без головы, братки решили — таким, как запомнился. Четыре метра черного мрамора, шея, — подчиненный обрезал рукой, — и без головы. Очень значительно смотрится. Администрация Новодевичьего уже подняла цены на входные билеты для посетителей в полтора раза.
— Забуйск, значит… — неопределенно проговорил Катушев, он прекрасно знал, что не существует никакого Забуйска.
Он прекрасно знал обо всем.
О поросятах, например, которых, действительно, в разы больше, чем может быть собственных и ввезенных по импорту. О странной штаб-квартире, откуда вернулись бойцы, тоскливо поющие про любовь — он не только не наказал никого, а напротив, дал всем по три дня отгула.
Странное… он знал о нем столько, что нестранного, порою, казалось в природе меньше.
Только вот любопытства к этому странному не надо лишнего проявлять, и если бы Катушев увидел, например, вдруг на небе тарелку, рассматривать ее не стал бы ни в коем случае.
Практика к тому же показывала: если что сюда «прилетает», оно так же и «улетает».
И если он любому сунувшемуся в свою систему комару нос оторвет, там, надо полагать, сделают то же самое.
У них своя система, у него своя.
— Вот что, свяжитесь с МЧС. Завтра вечером во дворце Нарышкина VIP-тусовка. Пусть к самому дворцу не суются, но приготовятся к эвакуации примерно двухсот человек.
Друг детства запыхался, отыскивая по улицам Иерусалима Иуду, и сказал очень кратко:
— Каифа предупреждает, уходите ночью из города. Уходите дальше, бегите в Египет.
— Они посмеют в ночь Пасхи?
— Посмеют, Иуда. Тиберию доносят, что Учитель называет себя Царем Иудейским. Пилат в злобе, и он расправится. Он уже отдал приказ прийти сюда на подкрепление солдатам из Самарии.
Все-таки нельзя совсем без мясного, ну, не привык организм.
Профессор Рождественский еще раньше заприметил хорошую шашлычную недалеко от дома, и теперь решил заскочить туда, чтобы немного поесть мясного.
Внутри его встретил кавказский человек, как родного, профессор заказал небольшой шашлычок и бокал сухого-красного, сказав, что доплатит за настоящее.
Чистое, хорошо декорированное помещение, и людей немного — четверо мужчин в отдалении за столом.
Ну-с, перцы на столе молотые хорошего качества, ему сразу принесли соус, лаваш, вино и извинились за «чуть-чуть минуточка» на приготовление шашлыка.
Профессор отхлебнул из бокала… м-м, настоящее «Суперави».
Странно только, что какой-то тип без разрешения сел в кресло напротив.
Физиономия очень знакомая.
До противного.
То есть, до очень противного.
— Э… это вы, или я ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, нет, дорогой профессор.
— А каким образом… вы не боитесь, что…
— Пустяки, о которых смешно говорить. Я к вам по делу. Дело тоже пустяковое, хотя не совсем, э, два миллиарда долларов, профессор, — улыбка, и рука показывает на него.
— Вы предлагаете мне два миллиарда?
— Именно-именно.
— Но за что?
— Мелочь. Вашей клиентке — собаке, женщине, ну, кто она — надо подправить гены. У нас есть фонд, так называемый «Фонд всестороннего развития». Она помещает деньги туда, вы получаете два миллиарда… что я говорю, профессор, простите-простите, три миллиарда. Так по рукам?.. Мне на слово можно верить, вам об этом скажет любая сволочь и здесь, и в Европе.
Первым желанием, уже импульс пошел — плеснуть соус в физиономию.
Намерение прочиталось.
— Мы же интеллигентные люди, профессор. И вопрос, хотите вы этого или нет, уже все равно решен.
— Кем, позвольте спросить?
Движенье какое-то у него за его спиной.
Профессор повернулся — четыре здоровых чеченца.
Можно было попробовать схитрить — согласиться…
Нет, нельзя уже — эти змеиные глаза не обманешь.
— Не получится теперь, профессор, с миллиардами, работать придется в горных условиях. Туда же вывезем вашу клиентку. Но жизнь, при правильном поведении, гарантирую.
Профессору сделалось гадко… так гадко, что застучало сердце и воздух схватился ртом…
Вот еще бандит вышел — пятый, главный, видно — в руках два ствола.
Чеченцы сзади гаркнули что-то на непонятном своем языке… чик-чик-чик — прозвучало несколько раз, и снова сзади гортанные звуки… и стоны.
— Кот, выходи, я их обезручил.
Напротив него лицо почти белое, а в зале — неимоверных размеров кот.
Профессор схватил бокал и выпил двумя большими глотками.
Потом повернул голову.
Один лежал, другие сидели… с очень болезненными гримасами, произносили негромко что-то и постанывали…
Кот с бумагой в лапах-руках сел за стол и напялил для близи очки.
— Так-с, кто у нас первый… Абу… не выговоришь — Абу какой-то. Похищение людей, подрывные дела, изнасилование двух русских девочек. Второй у нас кто?.. Азазел, я об эти имена язык поцарапаю.
