Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы - [74]
Эта недостойная сцена до крайности возмутила меня, поскольку я не ожидала ничего подобного. Я пошла жаловаться королю моему мужу, умоляя его помиловать этих бедных католиков, [160] которые не заслуживали такого наказания из-за своего желания, после столь долгого отсутствия церковных служб нашей религии, воспользовавшись моим приездом, прослушать мессу в день столь славного праздника. Ле Пен вмешался в наш разговор с мужем, не будучи к нему приглашенным, и, безо всякого уважения к своему господину, не дав ему ответить, взял слово и сказал мне, чтобы я не занимала голову короля моего мужа этим событием, так как, чтобы я ему ни говорила, он ничего не станет предпринимать, а эти люди понесли то наказание, которое заслужили, и все мои усилия ни к чему не приведут. И вообще, чтобы я была довольна тем, что мне специально разрешили прослушать мессу, равно как людям моей свиты, которых я взяла с собой. Такие слова человека столь низкого положения сильно оскорбили меня, и я настойчиво попросила короля моего мужа, если он и дальше желает, чтобы я была счастлива от его добрых милостей, согласиться со мной в том, что этим ничтожным человеком мне было нанесено очевидное оскорбление, и чтобы он принял соответствующие меры. Король мой муж, понимая, что я возмущена по-справедливости, приказал ему выйти и больше не показываться мне на глаза, говоря мне, что он очень огорчен бестактностью Ле Пена, но того толкнуло на это его религиозное рвение, и он [Генрих Наваррский] сделает все так, как я хотела бы. Что касается католиков, томящихся в тюрьме, он посоветуется с советниками парламента По с тем, чтобы доставить мне удовлетворение.
Сказав мне это, король направился в свой кабинет, где его ожидал Ле Пен, и после беседы с ним он изменил свое мнение: опасаясь, как бы я не потребовала удаления его секретаря, он стал избегать встреч со мной. Наконец, видя, что я упорствую и прошу его сделать выбор между мной и Ле Пеном, кто из нас ему более приятен, все его старые [приближенные], находившиеся при нем, которые ненавидели высокомерие этого человека, посоветовали королю не обижать меня из-за его секретаря, так оскорбившего меня. Ведь если об этом станет известно королю и королеве моей матери, последние найдут весьма дурным то, что он терпимо относится к Ле Пену и держит его при себе. В конце концов король мой муж вынужден был удалить его [568], но при этом не перестал причинять мне боль и делал это намеренно, находясь там [в По] и действуя по наущению, как он признавался мне позднее, [161] господина де Пибрака [569], который вел двойную игру: мне он [Пибрак] говорил, что я не должна терпеть вызывающее поведение такого выскочки, как Ле Пен, и что нужно настаивать, чтобы его прогнали; королю же моему мужу он советовал, что совсем не нужно лишаться из-за меня услуг человека, которые ему так необходимы. Все это господин де Пибрак делал для того, чтобы склонить меня, под тяжестью неприятностей, вернуться во Францию, где он очень был привязан к своему месту президента [Парижского парламента] и должности советника в совете короля. Ко всему прочему положение мое еще более ухудшилось: после того как удалилась м-ль Дейель, король мой муж стал оказывать знаки внимания Ребур [570], девушке со злобным нравом, которая совсем не любила меня и чинила мне все возможные козни, какие только могла.
Несмотря на эти трудности, я всегда уповала на милость Господа, который в итоге узрел мои слезы и позволил нам уехать из По – этой маленькой Женевы [571], где, к огромной моей радости, [162] осталась Ребур, будучи больной. Король мой муж, не видя ее, потерял к ней интерес, начав оказывать знаки внимания Фоссез [572], в то время еще совсем ребенку, которая была гораздо красивее и добрее. Держа наш путь в Монтобан, мы следовали через городок под названием Эоз, где решили остановиться на ночь. Здесь король мой муж слег с очень сильным жаром, сопровождающимся головными болями, который продолжался в течение семнадцати дней, во время которых он не мог принимать пищу ни днем, ни ночью [573]. Ему постоянно требовалось перестилать кровать. Я так усердно ухаживала за ним (совсем не отлучаясь от него и не переодеваясь) и ему настолько приятна была моя помощь, что он начал всем хвалить меня и особенно моему кузену господину де Тюренну, который оказал мне услугу как добрый родственник, способствовав такому нашему сближению с мужем, на что я и не рассчитывала
