Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - [182]
Таким образом, среди факторов, из-за которых попытка оживления мифа во Франции потерпела неудачу, открытая полемика с ним и анализ роли, какую он играл во французском обществе с середины XIX в., похоже, были достаточно второстепенными. О том, что случилась неудача, можно судить, помимо упомянутых выше скромных результатов [проката фильма], и по тому, что выражение «королева Марго» в заголовках последующих публикаций сделалось редким. Среди тех, где оно все-таки есть, можно назвать два исторических романа: «Нерак, ренессансный город: король Анри, королева Марго, министр Сюлли» Жана Амедея-Собиона (Jean Amédée-Saubion, Nèrac, ville Renaissance: 1556–1558: le roi Henri, la reine Margot, le ministre Sully, Nérac, Gascogne au coeur, 1995) и «Романы королевы Марго: любовники, принесенные в жертву» Жослин Годар (Jocelyne Godard, Les amours de la reine Margot: les amants sacrifiés, Paris, le Sémaphore, 2003). Третье и последнее произведение более неожиданно: это работа Робера Мюшембле, специалиста по истории нового времени и, в частности, по колдовству, под броским названием «Страсти женщин во времена королевы Марго» (Robert Muchembled, Passions de femmes au temps de la reine Margot: 1553–1615, Paris, Seuil, 2003), посвященная наказаниям за женские преступления и проступки в XVI и XVII вв. Не очень понятно, как при раскрытии такой темы может помочь образ королевы. Впрочем, речь о ней почти и не заходит, не считая разбросанных тут и там выражений типа «во времена королевы Марго», «век Марго» и т. д., а также первой главы, названной «Неукротимая Марго» — краткого пересказа доступных биографий, сделанного в насмешливом тоне, который напоминает тон псевдо-исследований середины XX века. Историк, который главе об изнасиловании и о смертной казни за детоубийство дал название «К несчастью для дам», несомненно, не смог устоять перед искушением сделать очередной «сомнительный намек»: разве Маргарита де Валуа не была олицетворением женщин-преступниц — ведь она обманывала мужа, возможно, делала аборты и даже приносила в жертву любовников? Во всяком случае, стремление вновь попрочней связать образ королевы с ее мифом явно ощущается во всем труде, ведь ее постоянно именуют прозвищем, которое придумал Дюма.
Зато на обложках других произведений, вышедших в тот же период, фигурируют настоящие имя и титул королевы: это «Две супруги и королевы в конце XVI в.: Луиза Лотарингская и Маргарита Французская» Жаклин Буше (Jacqueline Boucher, Louise de Lorraine et Marguerite de France: deux épouses et reines â la fin du XVIe siècle, Saint-Etienne, Publication de l'Université de Saint-Étienne, 1995), «Оверньское изгнание Маргариты де Валуа, королевы Марго» Мишеля Муазана (Michel Moisan, L'exil auvergnat de Marguerite de Valois: la reine Margot, Carlat-Usson, 1585–1605, Nonette [Puys-de-Dôme], Créer, 1999), «Жизнь салонов и литературная деятельность: от Маргариты де Валуа до мадам де Сталь» под редакцией Роже Маршаля (Vie des salons et activités littéraires: de Marguerite de Valois à Mme de Staël, actes du colloque de Nancy, 6–8 octobre 1999, recueillis et publ. par Roger Marchai, Nancy, Presses universitaires de Nancy, 2001). Это также наиболее общепринятое ее имя, и только это имя, стоящее на обложках изданий ее текстов, все чаще используется в последние годы. Неудивительно, если это делаю я — будь то в полном издании ее произведений, вышедших в двух томах в 1998 и 1999 гг., или в карманном издании ее прозы, появившемся в 2004 г. Более странно, когда это делает издательство «Меркюр», решившее в 2004 г. в третий раз переиздать антологию, собранную Казо в 1971 г. и вышедшую тогда под заглавием «Мемуары Маргариты де Валуа, королевы Марго», а на сей раз без прозвища; это тем примечательней, что, помимо этого различия, ни одно из неудачных решений, принятых при подготовке предыдущего издания, не было изменено в свете новейших изысканий — которые фактически его целиком осуждают[922]. Точно так же одно маленькое клермонское издательство в том же 2004 г. предпочло не упоминать кличку в своем издании «Мемуаров» королевы — текст которых, увы, перепечатан из издания Казо: Mémoires de la Reine Margot: 1561–1582; texte établi, trad. et présenté par Eric de Bussac et Pascal Dumaih, Clermont-Ferrand, Paleo, 2004. Наконец, еще одно издание — можно было бы сказать «трижды увы», потому что речь идет о «Плохо обставленном уголке спальни», — увидело свет в 2000 г. В другом маленьком издательстве, на сей раз арлезианском; это сочинение приписано «Маргарите де Валуа, королеве Франции», — Marguerite de Valois, La ruelle mal assortie, Arles, Sulliver, 2000.
Такой расцвет примечателен сам по себе, потому что подобное возвращение произведений королевы (или того, что за них приняли) в оборот наблюдается впервые с XVII в. Это, несомненно, дополнительное доказательство, что попытка реставрации мифа провалилась, ведь можно вспомнить, что его укрепление с середины XIX в. проявлялось в исчезновении ее текстов из каталогов библиотек. И, однако, приходится констатировать, что новый рост интереса к фигуре Маргариты отчасти происходит вразрез с научными достижениями, без полемики с мифом, и даже иногда воспроизводятся его элементы. Отметим, наконец, чтобы закончить разговор о последнем, что ни сценаристы фильма, ни некоторые «серьезные историки» не гнушались поступков, способствовавших распространению мифа. Шеро и Томпсон изобразили на экране публичное изнасилование Маргариты братьями, и они же показали, как принцессы Франции «в поисках мужчин» прогуливаются без эскорта по Парижу (может, по улице Сен-Дени?), а потом им задирают подолы у стены очень непрезентабельного вида. Гаррисон сделала из «дамы с верблюдами» даму, склонную к выпивке, только на основе расходов на вино в счетах ее дома. Буше уверяла — без более веских оснований, чем Буржон в восьмидесятые годы, — что «Мемуары» Маргариты явно были написаны одной из ее компаньонок.
