Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - [147]

В самом деле, дама неприступна, и паж решает закончить дни в монастыре, сознавая при этом, что там ему не будет «укрытия от любви». Второй текст, «Прекрасная Маргарита и ее юный паж», подписан именем Шарля Мюлло из Жиронды и должен исполняться дуэтом. На этот раз королева ведет диалог со своим пажом Раймоном, которому пятнадцать лет. Она убеждает его поведать тайны его сердца, и юноша излагает свои опасения и надежду встретить искреннюю подругу. По настойчивости королевы можно догадаться, что в качестве этой подруги она предлагает себя, а финальный восторг юного пажа, похоже, показывает, что это предложение ему приятно. Однако неясность в отношении того, кто эта красавица, сохраняется до самого конца:

— Почувствовал бы ты биенье своего сердца,

Если бы какая-то красавица, улыбкой…

— Да, но, скрывая свою горячку,

Я бы усомнился в своем блаженстве.

— Если слезы любви увлажняют глаза,

Вам за плечи ложится рука,

Раймон!.. ее уста прижаты

К вашим устам, свежим и робким?

— Этот поцелуй, этот милый поцелуй

Определил бы мою судьбу;

Я бы обожал ее, эту подругу,

И не опасался обмануться[775]…

Два этих стихотворения изображают женщину, имеющую довольно мало отношения к сомнительным, а то и отталкивающим образам, какие уже два века воспроизводили историки: первое описывает недоступную и роковую принцессу, второе — чуткую и желанную возлюбленную. Любопытно отметить, что красавица, о которой идет речь в обоих случаях, именуется «королевой Маргаритой», притом что очевидно, что имеется в виду королева Наваррская: именно под этим именем она сохранилась в народной памяти, под именем, которое ассоциировалось с положительным образом изысканной и обворожительной молодой женщины; в том же освещении и под тем же именем появится она и в следующих произведениях.

«Хроника царствования Карла IX» Мериме, опубликованная в 1829 г., рассказывает о любви гугенота Мержи и католички Дианы де Тюржи в течение нескольких месяцев перед Варфоломеевской ночью и после нее: это побоище со времен Революции по-прежнему вызывало споры. Маргарита в этом романе еще фигурирует только как элемент декора, но такая ситуация сохранится ненадолго. Ведь друг Стендаля написал первый из большого ряда исторических романов, авторы которых помещали любовные приключения в отдаленные эпохи, пользуясь ими с той откровенной беззастенчивостью, которую объяснял поиск «местного колорита». «В истории я люблю только анекдоты, — пишет Мериме в предисловии к книге, — а из анекдотов предпочитаю такие, в которых, как мне подсказывает воображение, я нахожу правдивую картину нравов и характеров данной эпохи»[776]. Появился жанр, который вдохновит многих авторов.

Однако популярным персонажем в 1830 г. и на всю первую половину XIX в. Маргариту сделал не исторический роман, а роман, где история занимает важное место: «Красное и черное». Ведь вторая семья, в которой служит Жюльен Сорель, происходит от Бонифаса де Ла Моля, и дочь графа, Матильда, создала настоящий культ бывшей любовницы своего пращура. Каждый год 30 апреля она надевает траур в память об этом знаменитом предке, обезглавленном вместе с его другом Коконнасом. «Но что тут более всего трогает мадемуазель де Ла Моль, — объясняют Жюльену, — […] в этой политической трагедии ее больше всего поразило то, что королева Маргарита Наваррская, тайно от всех укрывшись в каком-то доме на Гревской площади, отважилась послать гонца к палачу и потребовать у него мертвую голову своего любовника. А когда настала полночь, она взяла эту голову, села в свою карету и отправилась в часовню, которая находится у подножия Монмартрского холма, и там собственноручно похоронила ее»[777]. Для Матильды этот жест — символ героичности века, в высшей степени благородного, который она описывает Жюльену так: «Войны Лиги — вот героические времена Франции, — сказала она ему однажды, и глаза ее сверкали восторгом и воодушевлением. — Тогда каждый бился во имя чего-то, что должно было принести победу его единомышленникам, а не ради того только, чтобы получить орден при вашем императоре». И девушка воображает себя в том самом XVI в., где находит образцы поведения; обреченная на салонный героизм, она совершает все новые опрометчивые, равно как и смелые поступки и решает выйти замуж за Жюльена, бросая вызов своему классу и своей судьбе. В конце романа она воспроизводит жест любовницы пращура: «Она пожелала похоронить собственными руками голову своего возлюбленного»[778].

Маргарита здесь — далеко не просто беллетристический мотив. Ее образ не только вдохновляет девушку, но она как будто передает той, через века, частицу себя самой — свою энергию, гордость, смелость, верность, свое обыкновение привязываться к тому, кто этого заслуживает, и возвышать его до своего уровня. С другой стороны, образ королевы служит в романе настоящей метафорой, доминирующей во всей второй части, — символом прошлого времени, которое по сравнению с обескураживающим настоящим, эпохой Реставрации, выглядит — для Матильды и Жюльена, как и для автора, — исполненным блеска. Таким образом, роль, на которую Маргариту назначил Стендаль, особо важна, и память о королеве у этого аристократа по сердцу, если не по происхождению ассоциируется только с положительными представлениями. Тем не менее речь идет не об авторе защитительной записки короля Наварры, не о сообщнице Алансона, не о дипломате, показавшем себя в Спа или в Нераке, не о воительнице из Ажена и не о владелице замка Юссон, а всего лишь о любовнице заговорщика; и весь ее подвиг состоит в том, что она собственными руками похоронила голову возлюбленного… Как и многие современники, Матильда де Ла Моль почитает искаженный XVI век, где настоящие подвиги ее кумира ловко подменены фантастическими выдумками из «Сатирического развода».