Маресьев - [9]

Действительно, Алексей и его товарищи не думали о том, что совершают подвиг. А это и был настоящий подвиг, только трудовой:

Была тайга, в ветвях играли белки,

Молчал седой задумчивый Пиван…

Построим, построим мы скоро,

На месте тайги и болот

Советской республики город

И с городом новый завод.

За сравнительно небольшой срок лесозаготовители Пиванского участка, на котором трудился Маресьев, поставили городу несколько сотен тысяч кубометров древесины. По подсчетам историков, каждое третье деревянное здание Комсомольска-на-Амуре перед войной построено именно из пиванского леса. Поэтому без всякого преувеличения можно сказать, что Маресьев внес свою весомую лепту в строительство города.

Еще один штрих к работе Маресьева на Пиванском лесоучастке. На одном из тамошних складов кто-то из рабочих обнаружил трофейный генератор японского производства. Однако он был в неисправном состоянии. Алексей его отремонтировал. Причем дал ему жизнь практически без инструментов: одними руками разобрал генератор, изучил его устройство, вновь собрал и отладил. Бригадир привез из города бочку горючего. С этого дня вечерние посиделки в бараке стали проходить при электрическом свете.

Шумно, с комментариями лесорубы читали газеты и журналы, которые привозил на лодке старый нанаец-почтальон. В этих изданиях писалось о том, что на Западе не верят в возможность создания в глухой тайге нового города. Не по зубам, мол, это Советам. Провалятся они со своей затеей, только мир насмешат. «Как там мир — мы не знали, но смеялись от души, — вспоминал Маресьев. — А утром снова работали с остервенением, крушили и крушили вековую тайгу. Волокли мерзлые стволы и, придавленные их тяжестью, продутые зимним амурским ветром, в своих худых телогрейках, были счастливы. И казалось, видели то, что существует сегодня, — белокаменный город на берегу великой реки, прямые проспекты, нарядную толпу у театра, корпуса заводов, возвышающиеся над тайгой».

Весной 1935 года штаб строительства авиазавода получил два катера-буксира. Тут же вспомнили о волгаре, как иногда называли Маресьева, его специальности моториста. Вскоре Алексей был оформлен в качестве механика-дизелиста на катер «Партизан». Он также получил место в общежитии у Силинского затона. Катер таскал баржи с различными грузами. В Киселевку[5] ходили за известью, в Болонь[6] — за овощами, в Малмыж[7] — за бутом. Часто маршрут катера пролегал на рыбацкие тони, где запасались рыбой. Были и дальние плавания — в Хабаровск, Благовещенск. Там загружались станками, оборудованием, мебелью… Алексей успешно справлялся со своими обязанностями. Андрей Гапонов, наставник Маресьева, был доволен: его подопечный не допустил ни одного случая выхода из строя какого-либо узла или механизма.

В том же году рядом со строящимся авиазаводом был создан аэроклуб. В заявлении, которое тут же подал Алексей в приемную комиссию аэроклуба, он написал: «Прошу зачислить меня в число слушателей летной школы при аэроклубе, так как у меня большое желание изучить самолет и его вождение в воздухе. Прошу в просьбе не отказать. 7 августа 1935 года». И хотя желающих было много и отбор в аэроклуб был строгим, Маресьева приняли в числе первых. Всего в клуб записались, как свидетельствуют документы, 75 человек. Что главное: у медкомиссии не возникло к юноше вопросов по здоровью. Мечта летать начала обретать реальность.

Но правда и то, что на первых порах аэроклуб значился только на бумаге. У новой организации не было ни аэродрома, ни классов для занятий, ни помещений для хранения имущества, как, впрочем, и самого имущества. Только тогда, когда аэроклуб поставили на баланс Осоавиахима, жизнь в нем закипела, как вода в котелке. Организацию усилили кадрами — инструкторами, техниками.

В свободное от работы время Алексей вместе с другими учлетами (учащимися летной школы) раскорчевали место для летного поля, выровняли его, сделали разбивки взлетно-посадочной полосы. Завершением их работы стала установка длинного шеста, на котором был закреплен матерчатый белый мешок с черными полосами — указатель ветра или так называемая «колбаса». Одновременно со строительством летного поля учлеты возвели барак, оборудовали классы.

Не стало дело за материальной частью — аэроклуб получил два учебных биплана У-2. Чуть позже к ним прибавились еще два. Самолеты были не новые — с обшарпанными, потрепанными фюзеляжами, латаными-перелатаными крыльями. Но для подготовки будущих летчиков вполне годились. Правда, была напряженка с горючим. Учлеты ходили по базам и буквально по капле выцеживали его из пустых бензиновых бочек. Маресьеву однажды посчастливилось добыть ведро масла. Иными словами, ребята делали все для того, чтобы полетать, пусть и на видавших виды У-2.

Для современного читателя поясним: У-2 (впоследствии По-2) — это тот самый знаменитый «кукурузник». Он же — «колхозник», «воздушный сеятель», «лесник»… В годы Великой Отечественной войны его переделали в легкий ночной бомбардировщик. Солдаты вермахта называли самолет «Ночной фельдфебель», поскольку он не давал им спать по ночам, а также «Рус фанер» и «швейной машинкой». Вот на этой будущей легенде отечественной авиации и начинался путь Маресьева в небо.