Маресьев - [40]

— Только когда я уже умел кое-что, медсестры соглашались выйти со мной в круг, — вспоминал Маресьев. — Начал с вальсов, с мазурки. Потом освоил польку. Более всего возни вышло, когда начали с сестричкой разучивать русскую — я даже ходил вприсядку, как полагается, а потом наутро не смог протезы надеть: обе культи были сбиты до кровавых мозолей. Решил усовершенствовать протезы, для чего выпросил у соседей остатки от ремней. Ребята худые были, ремни им были длинноваты, приходилось укорачивать амуницию, ну, я и забрал все остатки от ремней, потом этими кусочками сам отремонтировал протезы.

А между тем танцы действительно способствовали его скорейшему выздоровлению. По некоторым сведениям, заниматься ими рекомендовали Маресьеву артисты Большего театра, эвакуированного в Куйбышев.

В один из дней в дом отдыха приехала выездная врачебно-летная комиссия во главе с начальником Центрального авиационного госпиталя Института авиационной медицины ВВС РККА бригврачом В. Г. Миролюбовым[23]. Маресьеву эту комиссию проходить уже не требовалось — его отлучили от неба еще в госпитале, сделав заключение о непригодности к службе. Но надо знать нашего героя. Вот какой диалог с председателем комиссии он приводит в своих воспоминаниях: «Я решил обратиться к нему [Миролюбову]. Прихожу туда, а хожу уже без палочки. Причем я уже научился танцевать. Я носил брюки на выпуск, тогда был в пижаме. Прихожу и говорю: „Доктор, я у вас, наверно, комиссию не буду проходить, но я бы хотел поговорить с вами. Я хочу летать“.

Он на меня смотрит:

— Если вы летчик, то будете летать.

— Мне придется прямо вернуться в госпиталь, и я хочу заранее с вами поговорить.

— А что у вас такое?

— Я на обеих искусственных ногах.

— Да что вы говорите?!

Я прошелся. Он говорит:

— Нет, вы шутите. В самом деле?

Здесь мой врач стал уже улыбаться и говорит, что это действительно так.

— И летать хотите?

— Да.

— А ну, еще раз пройдите.

Я опять прошел. Потом говорю:

— Если вы интересуетесь, как я владею протезами, то приходите сегодня в клуб, я там буду танцевать.

Иду вечером в клуб, смотрю, туда приходит вся комиссия. Я приглашаю девушку, начинаем танцевать. После танцев подхожу к своему доктору. Он говорит, что вряд ли комиссия заметила. Тогда я опять танцую. Они здесь уже меня увидели. Говорят: „Считайте, все наши голоса за вами. Приедете в госпиталь, хирург посмотрит, скажет свое веское слово, если все будет ничего, то пройдете“».

Врачебно-летная комиссия (ВЛК) — организация серьезная и строгая. Она может поставить крест на мечте человека, если тот только собирается связать свою судьбу с небом. В ее власти в любой момент вернуть человека на землю и отобрать крылья, если тот уже летает. И, понятно, эта комиссия, проверив летчика от пяток до макушки и убедившись, что он здоров на все сто процентов, благословит его на дальнейшие полеты. Прохождение комиссии определено соответствующими приказами, инструкциями, рекомендациями. Во время выполнения переворотов, петель, бочек, пикирований, горок, других фигур пилотажа летчик испытывает на себе сильнейшие перегрузки. Отсюда вывод: без крепкого здоровья и хорошей физической подготовки человеку в воздухе делать просто нечего.

Проходить комиссию в Центральный военный клинический авиационный госпиталь, что находился в Сокольниках, Маресьев приехал сразу после завершения реабилитации. Уверенности в том, что он, безногий человек, может успешно пройти обследование, у него не было. Здорового человека не на каждую работу берут, а тут инвалид, да еще просится в небо… И он это прекрасно понимал. Рассчитывать Маресьев мог только на одно — на исключение из правил. Впрочем, даже не на исключение из правил, а, скорее, на снисхождение членов комиссии к его персоне.

Так, собственно, и произошло. Но обо всем по порядку. Проверяли Маресьева, как и положено, по полной программе. Он добросовестно ходил из кабинета в кабинет. Врачи-специалисты его слушали, смотрели, щупали, крутили, простукивали… Алексей побывал у отоларинголога, окулиста, невропатолога, стоматолога… После обследования врачи, будто сговорившись, вписывали в графу о состоянии здоровья Маресьева лаконичное слово «годен». И они не лукавили. По их части летчик хоть завтра мог отправляться в полет. Но ни хирург, ни терапевт, конечно, такое заключение сделать не могли, однако на словах поддержали желание Маресьева летать. Затем состоялось и само заседание комиссии, на которое пригласили Маресьева.

— Значит, хотите все-таки летать? — спросил его председатель комиссии военврач И. К. Собенников, начальник отдела Института авиационной медицины ВВС РККА.

— Так точно! — привычно, по-уставному ответил Маресьев.

— На каких же самолетах? — продолжил Собенников.

— Хочу, конечно, на истребителе. Но вы все равно не разрешите, поэтому прошу допустить к полетам на У-2, — сказал Маресьев и просительно посмотрел на членов комиссии.

— А справитесь? — поинтересовался кто-то из врачей.

Неожиданно Маресьев, словно отвечая на поступивший вопрос, пустился в пляс. Плясал он задорно, даже с какой-то лихостью, прихлопывая ладонями по штанинам брюк. И тем не менее члены комиссии остались непреклонны — требования есть требования, которые они не вправе были нарушить. В выданном Маресьеву заключении комиссия признала его негодным к летной работе. Но правда и то, что ниже в документе была сделана приписка, в которой говорилось, что он «может быть допущен к проверочным полетам на самолете У-2».