Мао Цзэдун - [40]

Если с точки зрения практических занятий политикой поездка Мао в Пекин обернулась неудачей, то, во всяком случае, она безусловно подтолкнула его к марксизму. Уже предыдущей осенью, когда губернатор Хунани запретил выход «Сянцзян пинлунь», Мао учредил «Чжути сюэшэ» («Общество проблемных исследований»), одной из целей которого была оценка вероятности скорейшего «единения народных масс». В целом же члены общества ставили перед собой сотни самых эклектичных задач, начиная с «возможности построения социализма» и заканчивая такими экзотическими прожектами, как «прокладка транспортных туннелей под Беринговым морем, Гибралтарским проливом и Ла-Маншем». «Движение 4 мая»[19] раскрыло перед молодежью поистине безграничные возможности.

Своим возникновением общество было обязано дискуссии между Ху Ши и Ли Дачжао: первый считал, что общество нуждается в глубоких исследованиях стоящих перед ним проблем, а не в возне с «измами», второй возражал: без «измов», то есть теорий, эти проблемы не могут быть поняты и объяснены. Мао попытался объединить две точки зрения в единое целое.

С течением времени количество «измов» только возрастало. Главную роль в этом сыграла статья Ли Дачжао «Мое изучение марксизма», едва ли не за одну ночь коренным образом изменившая терминологию Мао. Впервые он начал осознавать, что система, требовавшая перемен, по характеру своему является экономической. Отношения в традиционной китайской семье, заявил Мао, строятся на чисто экономических принципах, следовательно, они полностью контролируются капиталистическим укладом жизни. Перемены в институте брака несут женщине экономическую независимость. Перемены в обществе означают слом отживших экономических отношений и становление новых. Через месяц при обращении к коллегам Мао назвал их «товарищами», люди же рабочих профессий превращаются в «трудящихся».

Отказ России от соблюдения «неравноправных договоров», предоставлявших ей в Китае права экстерриториальности, у многих в стране вызвал прилив признательности большевистскому режиму и обостренный интерес к его руководящим принципам.

Мао собирал и изучал всю доступную ему информацию о новом российском правительстве. В разговоре с другом он назвал Россию «самой цивилизованной страной мира» и испытывал острое желание отправиться туда, чтобы собственными глазами увидеть строительство коммунизма. Он поделился с Ли Дачжао мыслями о разработке программы обучения китайской молодежи в Москве и даже набрался храбрости заявить, что начинает изучать русский. Но в глубине души Мао по-прежнему глубоко сомневался в целесообразности выезда за пределы родины. «Слишком многие сходят сейчас с ума от двух слов: «поездка за границу», — брюзжит он и тут же с легкой грустью добавляет: — Конечно, было бы правильно съездить туда разок, утолить жажду неизвестного». В конечном итоге Мао откладывает принятие решения и остается в Китае, чтобы «продолжить обучение дома».

Сказать это было намного проще, чем выполнить.

Достать в Китае марксистскую литературу оказалось почти невозможно. Первый полный перевод «Манифеста коммунистической партии» появился лишь в апреле 1920 года, когда Мао собирался выехать в Шанхай. До конца года отсутствовали и работы Ленина на китайском языке. Мао с жадностью читал все, что попадало ему в руки: «Манифест» Маркса, «Классовую борьбу» Каутского. Интерес к подобной литературе подогревал в нем Ли Дачжао, основавший в Пекинском университете марксистский кружок, и Чэнь Дусю, чья вера в коммунизм, по словам Мао, «оказала на меня глубочайшее влияние в один из самых критических моментов моей жизни».

Но до полного признания марксизма ему еще очень далеко. В то время как Чэнь занимался созданием в Шанхае отделения Лиги социалистической молодежи и марксистского кружка, Мао с энтузиазмом пропагандировал идеи японского «движения новой деревни». Эта пастораль предполагала организацию коммун на предложенных Кропоткиным принципах взаимопомощи. Конечная цель — построение бесклассовой анархистской общности. Чтобы сократить разрыв между городом и деревней, между учащимися и всей коммуной, последователи движения обязаны были в беседах с крестьянами знакомить их с последними достижениями социальной мысли. Чем не хождение в народ российской интеллигенции?

Летом, после того как несколько попыток создать в Китае подобные коммуны закончились провалом, Мао пришел к выводу, что идеология «новой деревни» не выдержала проверки практикой. И все же он не отбросил эту концепцию окончательно. На следующий год в Чанша появился его «Университет самообразования», базировавшийся на тех же принципах коммуны. Учащиеся приносили клятву «изучать, преподавать и проводить в жизнь идеи коммунизма». Усилиями Мао было создано и «Общество культурной книги», которое распространяло печатную продукцию «Движения 4 мая». Марксизм опять оставался забытым. Общество продавало труды Кропоткина, Ху Ши и Джона Дьюи, количество реализованных экземпляров Маркса или Каутского исчислялось единицами. В это время у Мао появился новый кумир: Дьюи, учивший, что «образование — это жизнь, а школа — общество». Дьюи стал для него «одним из трех величайших философов современности» — наряду с Бертраном Расселом и Анри Бергсоном.