Маньяк в Союзе - [14]

— Так, — согласился отец.

— Передай ему дословно мои слова — хрен ему по всей морде, — спокойно сказал я, поправляя рукав рубашки, раздумывая брать легкую куртку или нет. Вечерами еще холодало.

— Ты груб… сын.

— Не с родственниками и близкими мне людям. Батя, напомню, что в семье я себя веду максимально хорошо и доброжелательно, исполняя все ваши просьбы и пожелания. Но вот это — это уже перебор. Они для меня навсегда отрезанный ломоть и давай больше не будем к этому возвращаться. Ладно, мне на тренировку, вечером еще поговорим.

По пути я забежал за Толиком, он вот уже месяц ходил со мной в спортзал, я его пока не учил, передав Петровичу, в основном он занимался на снарядах да отрабатывал удары на боксёрской груше. Через полгодика, когда наберет нужную массу и немного освоиться, можно тренировать уже серьезно. Как я сейчас это делаю с тремя оперативниками из комитета. Да, я в некотором роде прославился, поэтому уже была попытка переманить меня в республиканское управление КГБ. Но я сразу сказал, только полным сотрудником с удостоверением, можно и без звания с полной зарплатой и чтобы все это не мешало мне учиться. Пока думают.

Вечером, когда мы с братом вернулись домой, уже в полной темноте, мама нас покормила. Переодевшись в домашнее, я вышел в общую комнату, понимая, что будет продолжение разговора.

Присев на стул и кивком, поблагодарив маму за чай, я закинул одну ногу на другую и вопросительно посмотрел на отца, предлагая ему вернутся к начатому в обед разговору.

— Думаю нам лучше сначала выслушать твои доводы против моей просьбы, — сказал он.

— Доводы?.. — я неопределённо хмыкнул и поставил стакан на стол. — Знаете, я мало что помню, про свою прошлую жизнь так вообще ничего. Но понять что вы просто отличные родители в состоянии. Это легко определить по нам — вашим детям. Друзья познаются в беде, не так ли? Беда у меня была, и я могу сказать так, вы всё сделали, чтобы я встал на ноги. Вы моя семья за которую если понадобиться я жизнь отдам. Более того, в Харькове и окрестностях у мамы семьдесят два родственника, начиная от прабабушки Серафимы Абрамовны заканчивая семимесячной Соней, дочкой Решинских, троюродной сестры мамы. Я их всех знаю не только потому что мне о них рассказали, а потому что они приходили и реально помогали. Кто достал то редкое заграничное лекарство, от которых, у меня прекратились судороги и помогли мне взять под контроль свое тело? Так я отвечу, помог дядя Рома, племянник мамы, это ведь он работает в порту, куда заходят иностранные корабли? Так что для меня они все родственники, которым я буду помогать без вопросов. Последнее отдам, как они это сделали для меня, но вот твои родственники батя, это… Я даже слов найти не мог, как они мне… не симпатичны. Поэтому сразу скажу, нож я им под ребро при первой же встрече не воткну, но рожи сто процентов начищу, причем с членовредительством. Я умею, ты знаешь. Я своей жизнью достаточно дорожу, и бережно к ней отношусь, поэтому к тем, кто ТАК отвечает на просьбу помочь, буду всегда относиться достаточно жестко. Вы знаете я злопамятный и память у меня хорошая. Отвечу честно, я того письма никогда не забуду. Искать с ними встречи не буду, но если кого встречу, уж извините, покалечу. Виноват — не виноват мне без разницы.

Переглянувшись с матерью, отец сказал:

— Я думаю не стоит продолжать разговор на эту тему, раз ты все равно не изменишь своего решения, — получив мой согласный кивок, он продолжил. — Я уже сходил на почтамп и попросил кого-нибудь из Соколовых приехать и забрать Тому с Лидой. Так что тебе ничего не нужно будет делать.

— Это хорошо, — довольно кивнул я.

— Это еще не все. Сын, ты уже взрослый, мы это понимаем и морально уже приняли, поэтому хотим задать тебе вопрос. Ты уже принял решение, куда направишься после школы?

— Да, принял. В следующем году я перебираюсь в Москву, буду учиться на врача со специализацией хирурга. Кстати, раз вы так спокойно приняли мое взросление хотелось бы уведомить вас что с сентября, после того как вернусь с Черного моря, то буду жить отдельно.

— А зарплаты хватит? — деловито осведомился отец.

За два месяца, что работал инструктором я получил сто десять рублей, при том что это была половина оклада. Милиция сейчас получала не очень много, даже надбавки за звание не было. Первую зарплату согласно традиции я отдал родителям, а вот на вторую почти полностью обновил свой гардероб, оставив мелочь на карманные расходы. Да и Толика с сестрами осчастливил, дав им мелочи на мороженное. Главное как же хорошо иметь родственников евреев, купил отличного материала и они бесплатно по моим меркам сшили пяток рубашек, три пары штанов и куртку. Белье, обувь и носки я купил отдельно. Теперь я не выглядел босяком, а уже стильно выглядевшим молодым парнем. Девушки стали чаще оборачиваться.

— Хватит, к тому времени я надеюсь перейти на полный оклад. Это еще не все, мало того, как примерный и любящий сын я буду вас чаще навещать и помогать по мере сил… чаще всего деньгами.

Отец кивнул, он моим словами был доволен, более того он был горд что первый птенчик оперился и вот-вот готов был вылететь из гнезда. Толик, слушавший нас стоя в проеме двери нашей комнаты, спросил: