Маньяк между строк - [31]

– Заболевание Шляпника в стадии обострения проявляется в том, что он становится одержим некоей мегаидеей, называет себя последним оком истины, ПРАВДОРУБОМ, который выведет на чистую воду погрязший в грехах Ставроподольск, – начала Виктория, устроившись поудобнее с чашкой в руке и с удовольствием закусывая кофе сладкими яблочными чипсами из пакета. – Ни в своих возможностях, ни в своей избранности он не сомневается. В возрасте двадцати двух лет Шляпнику поставили диагноз «шизофрения». Когда же в деле появились письма от разных людей, то диагноз пытались скорректировать. Предполагали даже диссоциативное расстройство, это когда в сознании больного сосуществует несколько разных личностей. Эту тему неплохо описал Даниел Киз в документальном романе «Множественные миры Билли Миллигана».

– Я фильм смотрел, – вспомнил я.

Кстати, это тоже был детектив: Билли Миллиган был виновен, правда, ему удалось избежать наказания за несколько ограблений и три изнасилования, так как психиатрическая экспертиза доказала, что преступления совершал не сам Миллиган, а две его альтернативные личности. Интересно, что изнасилования совершала активная лесбиянка Адалана, одна из двадцати четырех личностей, уживавшихся в теле Билли. Просто снос башни. Не зря многие обвиняли Миллигана в симуляции, однако психиатры все-таки доказали обратное: это действительно была болезнь.

Виктория кивнула. Фильм она тоже смотрела, но у Шляпника диагноз «множественная личность» не подтвердился. Шляпник не отожествлял себя с голосами, которые возникали в его голове и надиктовывали письма.

– Напротив, – продолжала Виктория, сверяясь с документами. – Больной утверждает, что голоса он слышит отчетливо, но сам при этом не перестает ощущать себя самим собой: Алексеем Шляпником, художником сорока трех лет. Голоса, живущие в голове, надиктовывают Шляпнику письма, которые он подписывает именами и фамилиями этих несуществующих людей.

– То есть первоначальный диагноз подтвердился? – поинтересовался я.

– Да, шизофрения с псевдогаллюцинациями.

– А почему же тогда речевая манера писем, написанных самим Шляпником, отличается от речевой манеры писем, которые диктовали голоса?

– А вот это очень любопытно, – оживилась Вика. – В письменной продукции, которая точно принадлежит Шляпнику (его дневник и те жалобы, которые он сам вручал через почтальона), чаще нарушаются синтаксические связи в предложении, без существенного нарушения логики. А в письмах, надиктованных голосами, наоборот – синтаксис гладкий, а логика как раз страдает серьезнее, соскальзывание мысли прослеживается в каждом. Отличается и композиционная структура писем Правдоруба и жалоб Шляпника. Это мне тоже кажется весьма странным.

– Но ведь Шляпник признает, что письма Соколова, Моканкина и Олейник написал лично он? – уточнил я.

– Признает, но психиатр говорит, что такое возможно просто потому, что Шляпник согласен с тем, что в этих письмах написано.

– То есть ты считаешь, что он не писал этих писем?

Ответ ее меня поразил. Чуть ли не впервые в жизни Виктория была не уверена в своем методе анализа.

– Но все-таки, – продолжала она, щурясь, как от яркого солнца. – Если бы это были личности внутри его головы, как в том знаменитом деле Билли Миллигана, тогда расхождение речевых манер было бы объяснимо. Но у Шляпника нет раскола личности. Личность одна, а речь разная. Это подозрительно как минимум. Кстати, это вообще миф, что шизофрения – раскол сознания и личности. Те самые остатки старых знаний в языке, как ты говоришь. Швейцарский врач Эйген Блейлер в тысяча девятьсот восьмом году дал имя заболеванию от древнегреческого слова «схизис» – «расщепление, раскол». Так народная этимология и стала приписывать этот раскол шизофреникам, трактуя его как раздвоение. Но на самом деле тут скорее имеет место раскол взгляда на мир: мир перестает клеиться в единое целое. Вот что происходит. Человек может любить и ненавидеть одновременно, не в состоянии сделать выбор, принять решение, говорит взаимоисключающие вещи. Речь все это отражает, но она будет последовательно искажена, а не так, как у нашего подозреваемого. Я сейчас вижу две речевые манеры – одна Шляпника, вторая – Правдоруба, пишущего от лица разных людей. Вот так. Но я не уверена. Так что в этом деле еще предстоит разбираться и разбираться.

Вика вздохнула, какое-то время помолчала и продолжила:

– Кроме прочего, дело осложнял тот факт, что письма были напечатаны, но на компьютере Шляпника их не обнаружено. Принтера у него дома нет и никогда не было. Все текстовые файлы Шляпник из компьютера удаляет. Зачем? Он сам не смог объяснить. Но зато его опознал почтальон, которому наш подозреваемый время от времени вручал жалобы лично в руки с просьбой отправить из отделения, несколько адресов на конвертах он смог вспомнить, да и подписаны они были самим Шляпником, а не выдуманными людьми. В общем, прямых улик ни на грош. Косвенных – предостаточно.

– А психиатры с тобой согласны? – поинтересовался я, имея в виду теткину гипотезу о разных авторах писем.

Вика как-то неопределенно покачала головой.

– Психиатры – это такой сложный народ: не согласны даже друг с другом. Но в целом лечащий врач Шляпника тоже считает, что шизофреники чаще всего говорят от своего лица и речь таких больных не должна существенно менять базовых характеристик. Но вообще, конечно, психиатрия – наука, которая рассматривает каждый случай в отдельности, как уникальный повод для очередной диссертации. Так что все сложно.