Маньяк - [67]

«Чикатило, безусловно, отдавал себе отчет в происходящем. Но мог ли он руководить своими поступками в определенный момент — медикам пока не ясно. Наши методы психиатрической экспертизы и техническое оснащение института им. Сербского, единственного подобного учреждения в стране, не позволяют объективно решать вопрос о вменяемости в сложных случаях. Лет 20 назад в США к электрическому стулу приговорили двух садистов, совершивших множество преступлений на сексуальной почве. Приговор был отсрочен, так как преступники дали согласие на дополнительное медицинское обследование — вживление в мозг электродов. Врачи наблюдали их несколько месяцев и зафиксировали в структурах мозга мощный биоэлектрический разряд, предшествовавший вспышкам агрессии, которым преступники просто не могли противостоять. Это были своеобразные виды эпилептических судорожных припадков, не проявляющиеся внешне. То же самое, думаю, можно было бы сказать о Чикатило». То есть, был предмет для спора, для столкновения мнений, для проведения объективного исследования и объективного выяснения картины состояния подсудимого. Мое предложение о создании комиссии из независимых экспертов и проведении экспертизы было отвергнуто в суде.

Диагноз, поставленный Чикатило институтом им. Сербского звучит так: «Психопатия мозаичного круга с сексуальными перверсиями на органически неполноценной почве». Эксперты прибыли и в суде этот диагноз не отрицали. Но они отрицали бесспорный факт, что и психопатия, и перверсии — это болезненные психиатрические состояния. Я задал вопрос: если вы утверждаете, что ваша работа соответствует мировому уровню, почему же тогда вы не считаете, что это болезненные психиатрические состояния, в то время как эти состояния включены Всемирной организацией здравоохранения в международный перечень психиатрических болезненных состояний? Этот вопрос судом был снят. Подоплека, я думаю, здесь вот в чем. Если человек страдает психиатрическим болезненным состоянием, то в соответствии со статьей 7 Уголовного кодекса Российской Федерации есть очевидные медицинские критерии невменяемости. Усилия же экспертов были, я теперь знаю почему, направлены на то, чтобы избежать такой констатации.

Признав у Чикатило болезнь, эксперт Ткаченко заявил, что степень выраженности ее не может обсуждаться, проще говоря, пытается доказать отсутствие юридического критерий вменяемости. Вы меня простите, но если есть болезнь, она выражается в различных формах и протекает по-разному. Эксперты и должны были доказывать состязательно: что произошло с Чикатило? Но даже методологически эксперты от вопросов ушли.

Можно привести массу примеров ненаучности утверждений экспертов в суде, где не получилось даже самого общего разговора о здоровье подсудимого. Цель их состояла в том, чтобы даже как-нибудь случайно не приблизиться к вопросу о невменяемости Чикатило. Они настолько были уверены в том, что им с легкостью, по-хлестаковски, удастся подтвердить и закрепить свое первоначальное заключение, что даже не позаботились о создании какой-то видимости серьезного отношения к делу. В суде они были всего один день, не более трех часов, подсудимого во время судебного разбирательства, его реакции, его форму общения с судом не видели, не имели возможности наблюдать. В изоляторе с ним не встречались. И на следующее утро в десять часов прибыли сюда с готовым заключением. Да они ни физически, ни по времени не имели возможности получить какие-либо надежные данные для серьезного исследования. Была тут еще сексопатологическая экспертиза. Серьезнейшее дело, серьезнейшее обвинение и серьезнейший случай. Прибывает эксперт, не имеющий базового психиатрического образования, имеющий специальность в области акушерства и педиатрии. Не успел председательствующий огласить вопрос, подтверждает ли эксперт предыдущее заключение, как тот заявляет: «Да, подтверждаю». Но для этого не обязательно его было вызывать, а всего лишь телеграммой подтвердить заключение предыдущей экспертизы. Речь же шла о конкретном материале и заключении.

Легкомысленно, банально подошел к исследованию и институт имени Сербского. Там, где нужна была кропотливая ручная работа, действовал конвейер, по которому и был пропущен Чикатило. Но даже при этом предрешенная односторонняя экспертиза свидетельствует о том, что Чикатило психически больной, несмотря на попытки замаскировать такой вывод. Психопатии, перверсии — это признанные мировым сообществом болезненные состояния…

Есть ли в картине убийств, представленной обвинением, такое, что укладывается в границы здравого разума? Ничего похожего не найдем. Убийства в настоящем деле — результат действий не владеющего собой, не контролирующего свое поведение психически больного человека.

На протяжении нескольких лет среди нас существовал человек, личность которого была подвержена страшному разрушительному процессу. Этот недуг, истоки которого отчетливо видны уже в детстве, развивался и прогрессировал. В раннем возрасте болезнь внешне почти не проявлялась. Но медленно и неотразимо подтачивала здоровые силы мозга. Я уверен, было много времени для того, чтобы предотвратить беду. Ведь болезнь, пройдя внутренний процесс, начала развиваться и проявляться на виду у всех. С начала семидесятых годов — Новошахтинск — школа-интернат, где работает Чикатило после окончания университета. Болезненная патология уже начинает проявляться открыто, достигает такого уровня и такой стадии, когда воля не в состоянии сдержать, ее внешнее проявление. Ученики, преподаватели, директор, видят: человек ведет себя постыдно, ненормально. Ну и какая же реакция? Никакой. Дальше — больше. Подворотни, туалеты, школьные дворы. Все видят и всем ясно, что бродит ненормальный, психически больной человек. Ненормальность эта очевидна и на работе — случай в общежитии ГПТУ № 33 г. Шахты с учащимся… Но кругом пока все равнодушны и считают, что все это проблемы самого психбольного… Больным на этой почве нужна помощь. Почему больницы для душевно больных еще мудро называют «домом скорби», а не «домом ненависти»? Да потому, что психическая болезнь не может быть никому поставлена в вину.