Маньяк - [66]

Это самый драматический момент. Человек понимает, что никакой надежды уже нет. С ним могут происходить самые неожиданные вещи. Он может уйти в себя и никак не реагировать на слова прокурора. Может броситься на говорящего. И тогда его мгновенно скрутят бдительные охранники. У него может начаться непроизвольное мочеиспускание, его может вырвать. Иногда люди теряют сознание. Но чаще всего они превращаются в нечленораздельно мычащую тушу, которая не в силах стоять на ногах. Этот эффект «ватных ног» присутствует практически во всех рассказах очевидцев.

Большинство убийц (именно они составляют контингент смертников), не пожалевших свои жертвы, лишивших жизни беззащитных стариков, женщин, детей, на пороге небытия начинают молить окружающих их людей не делать им больно, пощадить, приостановить или отложить казнь, позвонить каким-то мифическим личностям, отправить их на урановые рудники, сулят якобы спрятанные ими огромные богатства…

Но жить приговоренному остается считанные минуты. Его просят пройти в соседнюю комнату, якобы для того, чтобы подписать какие-то документы. Он переступает порог. Делает шаг, другой. И получает пулю в голову.

Стреляет специально обученный профессионал. Из табельного оружия. Исполнители берутся из сверхсрочников внутренних войск. Они контролируются медиками. По словам людей, имеющих отношение к приведению в исполнение смертных приговоров, исполнителям полагается добавка к жалованью, более длительный отпуск, какие-то льготы к пенсии. Контингент исполнителей периодически обновляется.

После выстрела в комнату входит врач и констатирует смерть. Тела родственникам не выдаются. Им вручается обычное свидетельство о смерти (его, кстати готовят до казни), там, в графе «причина смерти», записано: «По приговору суда».

Место казни быстро моют из шлангов. Труп запаковывают в брезентовый мешок. После чего казненных хоронят на спецкладбищах, местонахождение которых хранится в глубокой тайне.

Вот и все.

Такой конец ждет Чикатило в случае, если суд вынесет ему смертный приговор, если возобладает требование: «Казнить. Нельзя помиловать!»

Но может быть и второй вариант — защитника, о котором пойдет речь дальше.

Казнить нельзя. Помиловать!

«Чикатило, тот, которого охарактеризовали свидетели — родственники, сослуживцы, соседи, не мог совершить этих преступлений. Их могло совершить существо, в которое превращал Чикатило его больной мозг».

Прения сторон в суде продолжались. После прокуроров выступил защитник обвиняемого Марат Хабибулин. Его беспокоило, как бы преобладающая общественная неприязнь к убийце не повлияла на законность судебной процедуры и решение суда. Требование смертной казни подсудимого справедливо при следующих условиях: вина его доказана неопровержимыми уликами; подсудимый мог отдавать отчет в своих действиях и руководить ими.

Защитник акцентировал внимание на некоторых моментах: общественное мнение считает подзащитного маньяком, убийцей, чудовищем, его вина — вопрос в общественном мнении решенный. На скамье подсудимых изувер, который должен быть уничтожен. Мысль, несущаяся телегой впереди лошади, высказана раньше, чем произнесла свое слово юстиция, точка зрения общественности давит на суд.

Защитник указал, что судебное следствие с самого начала приобрело обличительный характер. Суд высказывал уверенность во вменяемости подсудимого, хотя в ходе процесса можно лишь сослаться на заключение экспертов, а окончательное мнение должно быть высказано только по завершении суда. Среди имеющихся, по его мнению, нарушений защитник назвал пренебрежение правом Чикатило на защиту, уверенность в вине подсудимого, слушание дела в открытом, а не закрытом заседании… И высказал опасение: не окажется ли, что месяцы, ушедшие на ведение уголовного процесса, окажутся напрасно потерянным временем из-за того, что приговор, который вынесет суд, в силу названных причин может быть легко опротестован?

Адвокат, готовясь и выступлению в суде, консультировался с видными психиатрами, в том числе и зарубежными. На них он ссылался в суде. Поэтому, приводя часть выступления, касающуюся этих проблем, я хочу, чтобы были воспроизведены оценки, мнения, выводы так, как он сказал в суде. Не будем отбирать у защитника право на собственное мнение. Слово — Марату Хабибулину:

— В этом деле есть один интересный, решающий аспект. Я говорю о судебной психиатрии. Роль ее в суде, в деле Чикатило, очень велика. А вот оценку, проделанную ею в суде, нельзя назвать высокой. При разбирательстве уголовного дела такого уровня недопустимо было довольствоваться заключением и мнением специалистов одной школы. Институт им. Сербского, который представлял психиатрию, официальное государственное учреждение. И не секрет, что этическая репутация этого института не безупречна. Одно время в стенах этого института занимались не только наукой, но и политикой. Я говорю о случаях, когда абсолютно нормальные люди признавались психически больными, то есть выполнялся социальный заказ. А где сегодня гарантия, что под давлением общественного мнения обратной направленности невменяемый, психически больной человек не признан вменяемым? Уже одно такое предположение ставит под сомнение заключение института им. Сербского. Должна была быть по этому делу независимая, состязательная, построенная на началах свободного выражения взглядов судебных, психиатров, ученых разных школ, экспертиза. Я не хочу, чтобы это утверждение оставалось голословным. Приведу очень короткую выдержку из газеты «Приазовский край», № 18, за июль 1992 года, где изложено мнение по делу Чикатило очень квалифицированного человека — бывшего председателя военно-психиатрической комиссии МВД СССР Михаила Виноградова. Я его зачитываю полностью, потому что оно относится к Чикатило. Виноградов говорит: