Маньяк - [6]

…Его появление было для всех неожиданным: гулкий стук сапог по деревянной, скрытой барьером лестнице, ведущей прямо к клетке снизу, лязг металла… И за решетной появился он: худощавый, бритоголовый, в оранжево-черно-белую клетку рубахе, на которой была с давних времен знакомая надпись: «Олимпиада‑80». Сначала все застыло, замерло, в этой тишине невдалеке от клетки встала белая, словно бумага, женщина, медленно, будто во сне, начала приближаться, смотрела, не отрывая взгляда, на того, кто отнял у нее ребенка, у нее, живущей отсюда за тысячи километров… Отнял… Она зашаталась… Ее подхватили.. И вдруг кто-то душераздирающе закричал… И сразу закричали, кажется, все… «Ублюдок», «убийца», матерные слова… Вдруг я увидел руку, потянувшуюся к кобуре офицера, который, как будто ожидая такого, крутнулся, сделал шаг в сторону…

Ту женщину наконец догадались посадить на скамью, она все не приходила в себя, судейские девчонки побежали искать воду. Кому-то еще стало плохо, потом еще сразу в нескольких местах…

Тот, в клетке, машинально отодвинулся на середину, быстро глянул вверх, убедившись, что и оттуда защищен решетной, схватил какой-то большой лист бумаги, стал закрываться… Наконец, поняв, что до него не доберутся, уселся на скамье поудобнее, осмотрелся, внимательно изучил каждого из работавших вплотную кино-, фото- и тележурналистов — наших и зарубежных, потом начал… вертеть головой так, будто делал упражнения для разминки шеи: сначала справа налево, потом в обратную сторону. Это всех оскорбляло, будто он занимается чем-то непотребным, волнение в зале усилилось. Все видели: встала секретарь, будто что-то кричит, некоторые замолчали и только после этого услышали в очередной раз повторенное «Встать, суд идет!», хотя и без того все стояли… Сгибаясь под тяжестью многочисленных толстых папок прошли по проходу председательствующий и заседатели, заняли места, надо было уже садиться, но многие продолжали стоять, а другие были вынуждены: хлопотали у потерявших сознание, передавая от одного к другому единственный стакан с водой, которую девочки, спасибо им, принесли…

В такой суматохе начинать судебное заседание было невозможно, и председательствующий распорядился вызвать бригаду «Скорой помощи». Через некоторое время она появилась, постепенно хлопоты в зале приняли какой-то осмысленный характер, врачи пересаживали приведенных в чувство людей ближе к проходу.

Когда улеглась вся эта суматоха, председательствующий, начиная процесс, попросил всех его участников говорить четно, внятно и… как можно медленнее, чтобы секретарь успевала вести протокол. Он следил за рукой секретаря, в нужный момент поддиктовывал, часто и сам склонялся над листом, записывая для подстраховки. Паузы длились долго, и тяжелая атмосфера зала еще более утяжелялась от пустого томительного ожидания.

Наконец процедура закончилась, и суд приступил к чтению обвинительного заключения: эпизод за эпизодом в зале рисовались картины, по сравнению с которыми фильмы ужаса — ничто. Каждая из жертв этих преступлений при жизни вынесла такие истязания, страдания, муки, о которых только и принято говорить: нечеловеческие. Снова теряли сознание родственники. Потом стало плохо и солдату конвоя… Наверное, в дни, когда судья страницу за страницей откладывал многостраничное обвинительное заключение, изобилующее кровавыми сценами, не миновали бы обморока еще многие, будь в зале нормальная акустика. Но слова дробились, разрушались на лету до такой степени, что до сознания доходили только ничего не обозначающие осколочки…

…Так 14 апреля 1992 года начался этот суд. У меня уже имелось к тому времени два плотно заполненных блокнота, в которые вошли выписки из 222 томов этого уголовного дела, 368-страничного обвинительного заключения и выступлений сотен свидетелей, заметки о встречах и беседы с теми, кто участвовал в операции «Лесополоса», и теми, кого она затронула, порой безжалостно. Но, открывая свой первый блокнот в судебном заседании, я не знал еще, сколько их будет заполнено. Сейчас они передо мною, шесть книжек, каждая страница которых исписана с обеих сторон мелким почерком. Теперь главное — соединить эти блокноты. Рассказать все как было, не отступая от правды…

Каждый день в зале № 5 Дома правосудия раздавалась команда: «Встать, суд идет!» Открываю последнюю книжку. 11 августа. В этот день заканчивались прения сторон. Выступал защитник подсудимого Марат Хабибулин. После его выступления был объявлен перерыв. Надолго, до вынесения приговора. Все стали расходиться. Конвой не торопился уводить Чикатило. Фоторепортеры делали последние снимки. За их спинами — Владимир Куливацкий: его сестру убил Чикатило. С сумкой через плечо он подошел к клетке, рука в сумке. И вдруг он вынул руку, взмах… грохот… Фоторепортеры присели. Сжался Чикатило. Рядом с ним упало что-то круглое. Куливацкого взяли за плечи конвойные, усадили за, стол защитника. Один из конвойных зашел в клетку, наклонился, вышел, держа в руке какой-то предмет. Я попросил, и он подал его мне. Ох, Володя, Володя… Это был обрезок толстого стального прута сантиметров десять длиной. Попади в голову — конец. Болванка ударила в прут клетки, чуть не зацепив фотокора…