Маньяк - [27]

Некоторые участники судебного заседания склонны считать, что это преступление недостаточно доказано. Основанием служит то, что вначале Чикатило перепутал остановки, потом место, обстоятельства убийства. А коль так, то веры ему нет. Действительно, вначале он так и показывал: место действия — пустырь. И много позже, уже в августе следующего года его рассказ совпадет с установленными раньше объективными обстоятельствами. Может, ему, как и Кравченко, тоже «подсказали»?

…Разговор у них с Леной завязался. Чикатило не понял, то ли она заходила к подруге, то ли идет к подруге. Она сказала, что хочет в туалет. Было холодно, и он ей предложил зайти и нему, это рядом, а потом она вернется на остановку и уедет. Она стеснялась, но все же пошла.

«…Мы зашли в мою мазанку, — рассказывал он — Я включил свет и как только закрыл дверь, сразу навалился на нее, подмяв под себя, повалив на пол, стал срывать одежду. Девочка испугалась, закричала, а я стал зажимать ей рот руками… Ее крик возбудил меня еще больше… Хотелось все рвать и трогать. Она хрипела, я ее душил, и это мне принесло какое-то облегчение. Когда я понял, что убил девочку, встал, оделся и решил избавиться от трупа.

У нас в переулке было темно, решил одеть ее снова и труп отнести и пустырю, рядом с домом, и там выбросить в речку. Река имела быстрое течение, поэтому труп должно было унести. Так я и сделал: одел ее, взял под мышки, забрал с собой и ее портфель, и все вынес из дома. Вышел на пустырь, оттуда труп бросил в воду и там же выбросил портфель…

Видимо, в этом своем состоянии я забыл выключить свет в доме, так как когда обнаружили труп 3-вой и искали преступника, этот факт стал известен следственным органам. Меня вызывали в милицию, допрашивали, я отрицал свое участие в этом преступлении, и мне поверили…

Вскоре уехал на курсы повышения квалификации, потом интересовался, чем все расследование кончилось. Слышал, что за это убийство задержали какого-то мужчину…»

Это было первое его преступление. По некоторым характеристикам оно действительно выбивается из ряда. Например, глаза у Лены остались целыми, в отличие от других жертв, и это было одно из оснований для утверждения, что преступление «не его». Уже в эти дни следствие, докапываясь до мелочей, устанавливая, похищал ли преступник вещи, деньги, ценности своих жертв, обнаружило, что среди вещей Лены 3-вой недостает шарфика. Чикатило потом все пояснил: «Во время совершения преступления я шарфом завязал 3-вой глаза. Я не мог выдержать ее взгляда…»

Потом уже он «найдет выход» из трудного для себя положения. И даже на скелетированных останках его жертв эксперты будут находить следы от ножа в глазницах. Нанесение этих ран приносило ему удовлетворение, утверждают психиатры.

Исследуя Чикатило в институте имени Сербского, они отмечали: в то время когда он совершал свои развратные действия в школе-интернате — на пляже, в классе, это приводило к семяизвержению, укрепило потребность сексуальных контактов с детьми. Получал он удовлетворение и тогда, когда прижимался в транспорте к молодым девушкам и женщинам. После каждого подобного случая у него резко улучшалось настроение, появлялось чувство физической и психической разрядки. Одну-две недели после этого чувствовал себя бодрым, жизнерадостным. Однако после незначительных конфликтов, неприятностей на работе, даже при перемене погоды ухудшалось самочувствие, нарастала тревога, появлялась раздражительность, он вновь ощущал себя униженным, ненужным человеком. Когда видел на улицах девушек в коротких платьях, чувствовал сексуальное возбуждение, хотелось дотронуться до них.

Пытался подавить возбуждение с помощью физической работы. Постоянно что-то переделывал на дому, ремонтировал, рыл погреб. Иногда пытался вспоминать предыдущие эпизоды, но в этих случаях ощущал лишь усиление раздражительности.

Первое убийство свое психиатрам объяснял тем, что в тот период чувствовал себя особенно подавленным. Незадолго до случившегося был избит учениками, понимал, что, возможно, придется оставить педагогическую деятельность, испытывал страх, что могут снова наброситься и избить. Стал носить нож. Пояснил: для защиты, не для убийства.

…Но он к нему был готов, подошел вплотную. Сам Чикатило отмечает главное: крик девочки возбуждал. Но на этот раз вид крови привел его в неописуемое возбуждение. Он испытал ярко выраженный оргазм, какого раньше не знал…

Родные его именно в период, совпадающий по времени с этим убийством, заметили изменения. Он вдруг спохватывался, куда-то направлялся. Потом возвращался, озирался, будто что-то забыл, снова бежал и опять возвращался, будто был не в себе. Скорей всего, он боролся с тем, зовущим его, Чикатило, который хотел повторения того, что так неожиданно доставили ему муки и кровь маленькой, слабой жертвы.

Это состояние жена связывала с беспокойствами по поводу вызовов в милицию. Но его волновало, как отмечали и психиатры, совсем другое. Первое преступление такого рода глубоко потрясло, запало в душу, и, как отмечает сам Чикатило, оно его звало куда-то.

Если бы знали тогда в милиции о его смятении! Знали бы, что за первым убийством может последовать еще много десятков. Смею утверждать: и не хотели они этого знать. Уже давно стало правилом: отбрасывать все попутное, брать только то, что похоже на искомое. Дело «Лесополоса» показало: если доводить какое-то направление до конца, то попутно раскрываются десятки, сотни преступлений по делам, в которых в свое время следователи зашли в тупик. Займись они тогда Чикатило поплотнее, не было бы трагедий и этого ужаса, продолжавшегося многие годы. Одно маленькое усилие — и стало бы ясно, что в психическом плане наступило раздвоение личности Чикатило. Один — хороший семьянин, добытчик, работник, общественник. Другой — сексуально озабоченный: пристает, прижимается и женщинам, подглядывает в туалетах, его уже узнают. Но нет системы работы с такими больными. Это считается «стыдным», недостойным того, чтобы информировать какие-то службы. Соседки Чикатило видели: гнался за девочкой. Рядом была убита Лена. Должен бы был встревожить этот случай, тем более женщин, матерей. Не встревожил. И завуч школы, должностное лицо. Ее обязанность, самая прямая — защитить вверенных ей детей от маниакальных действий неизвестного человека, избравшего школу, в которой она работает, объектом для своих упражнений. Но и попытки не сделала. Даже после убийства в соседней школе.