Маньяк - [21]

— Я тогда информировал вышестоящее руководство, — говорил Кравчук. — Но знаете, как бывает… Кто-то выше не доложил, и все.

У этих свидетелей на суде по делу Чикатило спрашивали и о том, как «вышли» на Кравченко. Они отвечали, что на совещании по убийству девочки назвали впервые эту фамилию. Речь шла о том, что подобное преступление Кравченко уже совершал и необходимо основательно проработать данную версию. А наутро стало известно: Кравченко совершил кражу. Тогда его взяли и стали с ним работать…

Процесс над Чикатило меня, автора этих строк, не раз поражал необычными совпадениями. Вот и тут, надо брать Кравченко — и он очень своевременно, будто выполняя заказ милиции, совершает кражу. В перерыве я не удержался, подошел к только что «отговорившим» свое свидетелям, высказал удивление и предположил: так может кражу милиция подстроила? Они смотрели почти с искренним сочувствием:

— Как же вы не понимаете… Кравченко опытный преступник. Чтобы не привлекли за убийство, решил сесть за кражу, прием известный. Совершил он ее недалеко от своего дома и специально «терял» вещи до самого порога, чтобы вышли именно на него…

Яндиев — следователь опытный. Когда я ему рассказал об этих загадках и высказал сомнения, он просто рассмеялся:

— Да кто же сомневается, что здесь без милиции не обошлось? Вы дело смотрели, видели: человека взяли за кражу, а с первого допроса оперативники ведут речь не о ней, а об убийстве. Дураку ясно, откуда что взялось. Потом: вы заметили, чего от него добивались с первого допроса? Подписать «явку с повинной» по убийству…

Признаться, мне было не совсем понятно: человек уже находится под следствием, о какой явке с повинной можно говорить, куда он явится?

— Эта проблема с большой бородой, — говорит Яндиев. — Чтобы вы поняли ее, приведу пример работы системы госбезопасности. Там в одном ведомстве находятся следователь и оперативные работники. Оперативник без следователя не сделает ни шагу, все у них в рамках своего ведомства согласовано, выверено, выполняют они одну общую задачу, потому просчеты, ошибки, а тем более нарушения законности просто невозможны. В нашей системе следователь ходит в прокурорском мундире, оперативник — в милицейском. Оперативные работники должны действовать в интересах следствия. Есть приказ Генерального прокурора о необходимости тесного взаимодействия двух ведомств — следствия и дознания — в одном направлении: раскрытии преступления. Но разве можно любить по приказу? Тем более когда ведомства разные, у каждого свои, корпоративные интересы? Оперативники должны обеспечить работу следователя из другого ведомства, хотя им очень хочется самим, без него раскрыть преступление, тем более что идут они впереди следователя — информацией располагают раньше него. На всякий случай самое выигрышное придерживают у себя. А как это удается? С помощью многочисленных инструкций все оперативные материалы строго засекречиваются, так, что даже прокурор только в редких случаях может с ними ознакомиться. Если оперативник раскрыл преступление, отрапортовал своему ведомству, ему — звезды на погоны, ордена-медали, денежные премии. Но есть условие, при котором будет считаться, что раскрытие это — «его»: та самая «явка с повинной». Человек явился в милицию, признался. Дальше — дело техники. Но явки не было. Значит, задача — организовать ее, даже «выбить», если потребуется. Для этого в камеру к подследственному подсаживают крепкого парня — платного агента. Наркомана, готового сделать все за порцию зелья. И доводят показания до кондиции.

Амурхан Яндиев, Исса Костоев приложили титанические усилия, прежде чем добрались до секретных оперативных материалов по убийству 3-вой. Как велась «разработка» Кравченко, который пришел домой в шесть вечера и трезвый, что и обеспечивало ему алиби?

«Взяли» жену. Держали и ее в следственном изоляторе, грозили: пойдешь как сообщница мужа в краже. Она долго держалась. Когда «сломалась» и стала показывать нужное следствию время, взялись за подругу:

— Сядешь за ложные показания, — говорили ей.

Подругу держали в камере три дня. По закону без санкции прокурора дольше держать нельзя. Но продолжали. «Сломалась» и подруга…

К Александру Кравченко посадили в камеру, как установил Исса Костоев, платного агента под номером семь. Он добросовестно отрабатывал свой хлеб, избивал Александра, заставлял подписать «явку с повинной». Но тот долго держался, зная, что у него алиби, и никто с ним ничего сделать не сможет. После жестоких, чуть не до полусмерти, побоев в камере, утром на допросе снова и снова твердо стоял на своем: у него алиби. Но однажды во время очной ставни с женой, оперативник угрозыска самодовольно ухмыляясь, спросил.

— Так в котором часу он пришел?

— В половине восьмого, — выдавила жена.

— И что, как стеклышко?

— Он был хорошо выпивши…

— Ты с ума сошла! — закричал Кравченко.

То же самое он кричал и подруге жены, но уже куда тише, понимая, что нужно «признаваться», надеялся, что в суде потом все расскажет как было и справедливость восторжествует.

Кравченко начал «признаваться». Оперативные работники «помогали» ему давать «правильные» показания. Из дела хорошо видно, как Александр полностью отрицал свою вину, потом снова начал признаваться. Показания были путаными: ясно было, что сначала он не знал ничего о возрасте девочки, внешности, одежде, о месте убийства, характере повреждений… Он то признавался, то отказывался от показаний. Не терял надежды, что на суде все встанет на свои места.