Манускрипт египетского мага - [50]

Лерюсс отвез мальчика в Венецию, на небольшой островок Сен-Лаззаро, расположенный неподалеку от острова Лидо. Здесь, на этом некогда пустынном островке, где находился во времена средневековья лазарет для прокаженных, теперь был расположен удивительный монастырь. Этот монастырь был основан скитальцем Мхитаром, армянином-католиком, приверженцы которого выше всего на свете ставили знание и трудолюбие. Венецианский дож Коронаро своим актом от 16 августа 1716 года закрепил остров Сан-Лаззаро за братством Мхитара. Братья создали на крошечном островке процветающую общину, собрали богатейшую библиотеку, не гнушались и врачеванием. Вот сюда и привез Жана Лерюсс и оставил его братьям.

Тридцать лет тому назад, — продолжал шейх, — я приехал в Венецию к братьям-мхитаристам. В течение трех месяцев я должен был работать над редкими рукописями в их уникальном собрании. Это было незабываемое время. Тишина, покой, лазурь небес и моря, ливанские кедры и стройные кипарисы, прогулки и задушевные беседы с братьями в те редкие часы, когда они были свободны от занятий или молитв. И вот там произошло нечто очень странное. Среди нескольких послушников я заметил юношу, с которым много занимался один из монахов, брат Габриэл. Можно было видеть, как юноша и этот убеленный сединами брат, часами бродили по берегу моря и о чем-то говорили. Брат, ведавший библиотекой, рассказал мне историю юноши, ты, конечно, понял, что это был Жан. Брат Габриэл, прекрасный врач, вылечил его от немоты, которая произошла от сильного испуга. Я очень заинтересовался этой историей и хотел как-нибудь поближе сойтись с братом Габриэлом. И случай представился. Брат Габриэл, оказалось, интересовался историей моего народа. И вот начались замечательные беседы с умным, проницательным и образованным человеком, которые произвели на меня неизгладимое впечатление. Иногда при этих беседах присутствовал и юноша Жан, всегда сдержанный и молчаливый. Однажды, когда я сидел в маленьком садике отца Габриэла и мы мирно беседовали, разговор зашел о капуцинах и тогда отец Габриэл рассказал об обители на Сен-Готтарде и заодно об истории Жана. Подойдя в этой истории к месту, когда Жан с Лерюссом отправлялись в Венецию, брат Габриэл попросил юношу показать свой медальон. Юноша послушно снял медальон и протянул его мне. Я открыл его и залюбовался великолепной работой художника-миниатюриста. Мне хотелось рассмотреть эмаль получше и я вытащил из кармана лупу, которую всегда носил с собой. Рассматривая эмаль, я вдруг обратил внимание на то, что ободок медальона двойной. Совершенно случайно, как будто я был руководим каким-то предчувствием, я повернул этот ободок и — о, чудо! — медальон раскрылся еще раз! Там лежали две прядки тонких волос, видимо детских, а на внутренней стороне эмали было выгравировано: Граф Годфруа и граф Бодуэн де Куртэне! Можете представить себе потрясение, которое произошло с юношей, которой не знал своего имени, не знал, кто он и вдруг такое открытие!

Брат Габриэл, тоже потрясенный, чуть не плакал. Видимо, он любил этого юношу как сына. Оба они начали сбивчиво говорить что-то друг другу, отец Габриэл рвался тут же начать поиск упоминаний о его предках среди рукописей и инкунабул библиотеки, ибо имя графов де Куртэне было достаточно звучным. Я увидел, что мое присутствие тут совершенно излишне и тихо удалился.

Прошло много лет, моя жизнь была полна приключений, исканий и страданий, я, конечно, и думать забыл об этом случае, когда совершенно случайно, на днях, Элиза не рассказала мне услышанную ею новость о происшедшем в Сололаках и не произнесла имени Куртэне.

Ник был весь внимание. Эта сложная история теперь была не только его служебным делом, но напрямую относилась к нему. И совсем уж было непонятно, почему же так получилось, что именно он был послан в Тифлис.

— Послушай, шейх, — вовсе не ожидая исчерпывающего ответа, скорее отвечая своим мыслям, сказал Ник. — Почему же тогда достаточно высокие лица в Петербурге отрядили именно меня в Тифлис? И тогда, какое отношение имеют к этому странному делу те убийства, которые произошли до моего приезда сюда? Я не настаиваю на ответе, это все слишком сложно…

— Отчего же, — спокойно сказал шейх. — По моему мнению, эти убийства были совершены для того, чтобы создать впечатление, что в Тифлисе начался террор. А вот кто руководил теми высокими лицами, кто внушил им, что поехать в Тифлис должен именно ты, а это безусловно так, вот это уже тайна. Но все это было подстроено, как я думаю, и твой приезд в Тифлис не случайность. А вот дальше — цепь и случайностей, и целенаправленных действий. Ту все непросто. Действуют жестокие, безжалостные люди. Они уничтожат всех, кто встанет на их пути. Но какова их конечная цель? Тут я ничего не могу сказать, вернее, пока не имею права сказать. Я буду думать и обращаться к высшим силам, чтобы на меня снизошло откровение.

Шейх был так расстроен всем происходящим, что Нику стало его отчаянно жаль. Но что он мог сказать, когда и ему самому все было совершенно непонятно.

Взглянув вверх, Ник увидел, что уже исчезли звезды и небо начало светлеть. Кончилась эта странная ночь и наступал день. Шейх встал и поднял руку в жесте прощания. Ник тоже поднялся. У него немного кружилась голова. Безмолвные Джафар и Зинэ встали по знаку шейха и все трое вышли из комнаты, оставив его наедине со своими раздумьями. Странный слуга уже ждал их за дверью, чтобы осветить им еще полутемную дорогу.