— Дѣдушка, — сказала она, — вы же обѣщали про тринадцатаго тигра Мантыка разсказать.
— Ну и обѣщалъ… И разскажу… Только не сегодня. Ишь поздно какъ… Десятый часъ никакъ. Спать пора и старымъ и малымъ.
— Дѣдушка! — взмолилась Галина. — Сегодня мамочка дежурная. Вернется еъ первомъ часу. Я все равно до ея возвращенія не засну. Я днемъ выспалась. Разскажите про тринадцатаго тигра.
Селиверстъ Селиверстовичъ покрутилъ головой, справился со своими тяжелыми серебряными часами, что висѣли у него на бронзовой толстой цѣпи, покачалъ головою и сказалъ:
— Ну, ладно…. Но только потомъ — спать! Честное слово!
— Честное слово.
— Ну, такъ вотъ, какъ это случилось. Было это зимою, въ ноябрѣ, въ 1858 году. Мантыкъ со своею сотнею находился тогда на фортѣ Перовскомъ. Года за два до этого, на охотѣ, спасая товарища, подмятаго громаднымъ кабаномъ, Мантыкъ получилъ рану въ руку. Рана сама по себѣ неопасная, но на охотѣ, какъ водится, ее небрежно перевязали, она загрязнилась, и стала болѣть. Мантыка отвезли въ госпиталь. Тамъ ему руку залѣчили, но два пальца на рукѣ остались у него сведенными и мѣшали ему. Но онъ былъ такой же сильный, ловкій и неутомимый охотникъ. Онъ положилъ уже двѣнадцать тигровъ.
Слава о немъ, какъ о смѣломъ истребителѣ тигровъ, шла по всей Сыръ-Дарьинской области и чуть, гдѣ появлялся тигръ, киргизы искали Мантыка, чтобы выручалъ онъ изъ бѣды.
Въ этомъ, 1858-мъ, году зима наступила поздняя. Только въ ноябрѣ выпалъ снѣгъ. Было раннее утро. На форту, по казармамъ только только стали подниматься солдаты. Все было бѣло отъ снѣга. Все блистало и сверкало подъ яркимъ солнцемъ, подъ голубымъ, безоблачнымъ небомъ: — бѣлыя низкія постройки казармъ съ плоскими крышами, бѣлый чистый снѣгъ на площадяхъ, плацахъ и улицахъ, снѣгомъ покрытая бѣлая степь. Тихо рѣялъ надъ нею Русскій флагъ и голубая, еще косая, длинная тѣнь шевелилась отъ него по снѣгу. Да! Прекрасный былъ это день! Мантыкъ убирался въ своей казармѣ. Мылъ изъ мѣднаго кунгана, подвѣшеннаго на веревкѣ, ледяною водою лицо и руки, чистилъ свои малиновыя кожаныя чембары.[16]
У воротъ брякнулъ колоколъ. Часовой вызывалъ разводящаго. Со степи прискакали киргизы съ просьбою къ коменданту.
Недалеко отъ форта, въ камышахъ, гдѣ было киргизское кочевье, на разсвѣтѣ, тигръ напалъ на женщину, пошедшую нарѣзать камыша на топливо и на смерть зарѣзалъ ее. Киргизы просили коменданта защитить ихъ отъ звѣря.
Комендантъ форта, генералъ Дебу, вызвалъ Мантыка. Мантыкъ уже все зналъ. Еще пока киргизы дожидались у комендантской квартиры онъ ихъ обо всемъ распросилъ. Онъ явился къ коменданту совсѣмъ готовый къ охотѣ.
— Что же, Мантыкъ, — спросилъ его генералъ, — справишься?
— Съ превеликою охотою, ваше превосходительство, — отвѣчалъ Мантыкъ.
— Только возьми съ собою кого. Одинъ не ходи. Мало ли что понадобится?
— Понимаю, — сказалъ Мантыкъ.
Мантыкъ взялъ съ собою казака и двухъ охотниковъ солдатъ.
И не прошло и получаса, какъ всѣ они поскакали вмѣстѣ съ киргизами на то мѣсто, гдѣ тигръ зарѣзалъ женщину.
Мантыкъ осмотрѣлъ кровавое пятно на снѣгу, слѣзъ съ лошади, приказалъ своимъ спутникамъ тоже слѣзть, оставилъ лошадей подлѣ камышей и пошелъ съ охотниками по слѣдамъ тигра. На чистомъ снѣгу, слѣды тигра были отлично видны. Мантыкъ зналъ, что тигръ, когда сытно поѣстъ, далеко не уходить, а ложится тутъ же, гдѣ-нибудь поблизости.
Охотники прошли камышами полъ версты и вдругъ увидали тигра. Онъ сидѣлъ на заднихъ лапахъ на небольшой прогалинѣ и будто къ чему то прислушивался. Замѣтивъ охотниковъ, тигръ прыгнулъ въ камыши и скрылся въ чащѣ. Мантыкъ бросился за нимъ. Но не прошелъ онъ и ста шаговъ, какъ увидалъ, что тигръ сдѣлалъ петлю, обошелъ ихъ и вышелъ на ихъ старый слѣдъ. Значить, уже не охотники слѣдили и охотились на тигра, а тигръ слѣдилъ и охотился на охотниковъ.
Мантыкъ это сейчасъ же понялъ.
— Стойте, ребята, — сказалъ онъ. — Тигръ хочетъ броситься на насъ сзади. Но, если онъ увидитъ, что насъ четверо, онъ опять повернетъ и такъ будетъ безъ конца. Мы никогда его не настигнемъ. Отойдите немного въ сторону и спрячьтесь въ камышахъ. Сидите тихо. Я одинъ останусь здѣсь и буду на себя ожидать тигра. Когда услышите мой выстрѣлъ, — бѣгите ко мнѣ. На вѣрность выстрѣла я надѣюсь… но — всяко бываетъ….
Никогда Мантыкъ такъ не говорилъ. Онъ всегда былъ увѣренъ и въ ружьѣ и въ своемъ глазѣ, и въ своей рукѣ. Видно на этотъ разъ онъ предчувствовалъ недоброе.
Охотники ушли и скрылись въ камышахъ. Все затихло въ зимнемъ солнечномъ днѣ. Ярко блисталъ снѣгъ, да золотились сухіе стволы камышей. Мантыкъ опустился на колѣно и сталъ ожидать тигра.
Своего — тринадцатаго!
Было, должно быть, ужасно тихо въ этотъ зимній день, въ камышахъ, въ блистаніи синяго неба и бѣлаго, жгущаго глаза снѣга. Камыши стояли прямые, высокіе. Ни вѣтерка, ни шелеста. Все кругомъ замерло. И вдругъ зашуршало неподалеку, и какъ-то неожиданно, внезапно, во всей своей величавой красотѣ появился противъ Мантыка тигръ. Всего какихъ-нибудь пятнадцать шаговъ раздѣляли звѣря отъ охотника. Тигръ увидалъ неподвижно сидящаго на колѣнѣ, съ ружьемъ на изготовку охотника и остановился. Его глаза заблистали. Пасть открылась, обнаживъ страшные острые зубы. Длинный хвостъ сталъ бить по бокамъ. Тигръ выказывалъ этимъ свою ярость. Вдругъ онъ прилегъ на брюхѣ и сталъ сильно топать задними ногами, готовясь къ смертельному прыжку.
