— Я уже все успел узнать, — ответил он, — теперь на острове только и есть один этот тигр. Вы знаете, что на Кос-Арале летом тигры не живут; этот же тигр опоздал уйти на материк. Вода кругом острова теперь очень вы сока, и тигру уйти с острова нельзя.
На следующий день, в десять часов утра, Левенталь, Григорьев, Мантык и я сели в баркас. День был жаркий, ветер дул ровно и сильно. В жарких странах на безбрежных равнинах ветер не приносит прохлады: он там так же зноен и жгуч, как раскаленная атмосфера. Мы подняли парус и раскинули палатку. По быстрому течению Сыра баркас летел со скоростью пятнадцать — двадцать верст в час. От Раима до моря река течет по совершенно гладкой равнине; оба берега поросли стеной густого и высокого камыша, на темной зелени которого отдыхало наше зрение. Иногда из камыша выплывала лебедка с серыми лебедятами или пара гусей с гусятами — и, завидя нас, тотчас скрывались обратно; по временам слышался крик фазана, призывающего свою самку. Сомы, стоявшие у берегов и на поверхности посреди реки, при приближении баркаса с шумом волновали воду, ударяя по ней широким плесом, и быстро опускались на дно.
— Кос-Арал видно! — воскликнул рулевой.
Мы встали на ноги и увидали, что входим на кос-аральский рейд. Ровно в два часа пополудни мы причалили к пристани, сделав семьдесят верст за четыре часа. На острове в это время созревал хлеб; на пашнях киргизам от свиней не было отбоя; по ночам они большими стадами производили значительные опустошения; на пространстве какой-нибудь десятины стояли несколько киргизов-караульщиков и отгоняли свиней. Узнав, что мы приехали поохотиться, каждый из киргизов звал нас на свой хлеб. О тиграх отозвались, что замечают иногда в разных местах свежие следы, но где они постоянно живут — не знают, так как скот они не трогают.
— Мне не верится, чтобы здесь был только один тигр, — сказал я Мантыку. — Разве можно обшарить такие огромные камыши, чтобы с уверенностью сказать, что здесь один тигр или два?
— Разумеется, нет, — отвечал Мантык. — Какое нам до этого дело? Нам бы только поохотиться. Не убьем тигра — жалко, а подвернется какой, убьем и скажем, что тот самый, который съел Плюснина.
Мы решили в эту же ночь идти на киргизские хлеба и караулить свиней. Но для этого нужно было отправиться пораньше, чтобы до сумерек осмотреть пашни, обозреть окрестность и выбрать приличные места для засады. Плотно пообедав, я, Левенталь и Григорьев в четыре часа оставили форт. Мантык пошел один искать следы тигра. Пашни начинались верстах в двух. По приходе мы увидели кругом пашен бесчисленные следы свиней; около граев, а частию в середине колосьев были оборваны, обгрызаны, и местами хлеб был сильно помят. С ожесточенными ругательствами показывали нам на это киргизы. Мы принялись искать места, удобные для подкарауливания. Нужно было выбрать такое место, с которого не было бы видно головы сидящего охотника, для чего требовалось или чтобы хлеб был выше человека в сидячем положении, или чтобы был куст; кроме того, разумеется, необходимо, чтоб с этого места было удобно стрелять. Левенталь не хотел занять отдельное место и упросил меня пустить его на одно место со мною. Я согласился, хотя весьма неохотно, так как это очень невыгодно; свиньи поразительно чутки; от постоянной опасности быть схваченными тигром они делаются чрезвычайно осторожны. Два охотника вместе поэтому имеют вдвое более шансов быть замеченными. Выбрал себе место и Григорьев. Понятное дело, мы должны были хорошенько заметить направление другой засады, чтобы из опасения убить вместо свиньи товарища не стрелять в этом направлении.
Солнце скрылось; было тихо, ничто не шелохнется; месяц как бы не двигался среди неба. Вот наконец потухла и заря, совсем смерилось, и наступила глухая ночь. В южных странах день быстро сменяется ночью, не так, как в северных, где летний вечер сменяется не ночью, а утром. Месяц светил, однако, так ярко, что можно было читать книгу. Мы разошлись. Левенталь и я взвели курки и уселись на углу пашни, в густом и высоком просе, лицом к полю, так что могли наблюдать обе стороны угла. Я просил Левенталя, чтобы он сидел со мною, как мертвый, так как не только малейшее движение, но даже слишком громкое дыхание могло испортить все дело. Если же это покажется трудно выполнимым, то предложил занять отдельное место, но не пенять на меня, если я, не зная, где он сидит, пущу заряд по тому направлению и пуля вместо кабана попадет в него. Все нужные наблюдения я принял на себя.
Прошел час в томительном выжидании; на небе показались облака, которые по временам закрывали месяц; я начал чувствовать боль в согнутой спине. Вот что-то в правой стороне щелкнуло, как будто что сломалось, потом послышалось пыхтенье. Осторожно повернув голову в ту сторону, я увидел две точки, двигавшиеся вдоль пашни прямо к нам; ухо различало уже два пыхтенья, одно впереди другого, по временам шум срываемых кистей проса и чавканье. Вот послышались шаги, ближе и ближе. Я притаил дыхание. Мимо нас так близко, что я мог бы достать стволом, прошла свинья, но сзади ее раздавалось более громкое пыхтенье, по которому я признал кабана. Левенталь хотел поднять ружье к щеке, но я дернул его за локоть и приложил указательный палец к носу.
