Манекен за столом. Роман-антиутопия - [4]
Казалось, ей отчего-то грустно и забавно, и она считает, что я, случайно остановившийся парень, разделяю ее настроение.
Ее пуxловатые губы медленно растягивались, а широко расставленные глаза превратились в две маленькие тёплые луны. Я опустил голову. Оркестр играл ретро. Музыка была рыщущая, готовила к событиям.
Это была очень темная ночь и безлунная. Дул ветер, и xлопала дверца, и скрипело в глубине двора. Я заметил Лагуну, приближавшегося по крыше. Вокруг было очень темно, и только по шевелению массы листвы можно было угадать, на какой высоте мы находимся.
Чердак был совершенно пуст. Тут вообще ничего не было видно. Я наткнулся на Лагуну. Он, жуя жвачку, в темноте шел спокойно, как и днем.
Мы зажгли фонари. Первая комната, попавшаяся на пути, была спальня. Луч зашарил по кровати, отразился в темени зеркал, мы даже отпрянули.
Лагуна мажорно зафальшивил себе под нос.
— Ты уверен, что никого нет? — спросил я, разглядывая вещи на трюмо.
Лагуна хмыкнул, развалившись в кресле.
— Сказано, нет.
— Странно, что он всё бросил, — сказал я.
— В столице всё новое. Поцарапал что-нибудь — в мусор. Меняешь на новое.
— И старое пригодится.
— С изъяном? Ха! А в городе всего миллион.
— Так много?
— Да, — кивнул Лагуна, подтверждая.
— Зачем столько видов вещей одного назначения?
— Заменил, и сравнивать нечего. А зачем Витамину столько девушек?
— Из любви к искусству.
— Что за торжество? — возмутился Лагуна. — Ладно, я внизу.
Я включил свет, зажмурился и в упор посмотрел на люстру. Такой яркий свет, решил я, ни к чему. Ночника было достаточно, чтобы вернуть спальне таинственно-заброшенный вид.
Я разлёгся на кровати, заложив руки за голову. За окном гудел ветер. Дом наполнялся звуками. Разговаривали все пока тихо, и мне это показалось смешным — какая разница.
Я положил ноги на высокую спинку кровати, где столько лет почивал мэр, и в это время ввалились Лагуна, Тугодум, Мумия и Опыт.
Лагуна прыгнул ко мне на кровать, и она подалась под его тяжестью.
— Шик… — сказал он, растягивая пасть.
В комнату вошли Боб и Рекорд с раздутыми сумками.
Туземцы подошли к платяному шкафу. Они орудовали со знанием дела. Обычно смешливые, они были полны серьёзности. Тугодум, заполнив собой кресло, наблюдал. Мне надоел Лагуна, и я попытался сбросить его, но кровать была безнадёжно широка, а Лагуна упёрся, раскинув руки и ноги.
Мумия и Опыт любительски заглядывали в места, заведомо пустые, скучающе озираясь при этом.
А в спальню просунулась Каприз и обнажила в вялой улыбке мелкие зубы.
— Во! — сказал Лагуна, оживляясь. — Давай к нам. — Он стал делать зазывные знаки.
Каприз к Лагуне была равнодушна, но она с готовностью забралась на кровать и втиснулась между нами. Каприз была привлекательной девицей. Стройная брюнетка с длинными мелко вьющимися волосами, обрамлявшими бледное матовое лицо с тонкими чертами лица.
Но вид у неё был унылый — она и не скрывала своего пристрастия к апатии.
Эта обезьяна Лагуна полез своими лапами. Я старался отпихнуть его, но между нами была Каприз, и тут внизу раздался такой грохот, что все замерли.
— Да идите вы в трущобы! — сказала Каприз, обычно сдержанная, даже деликатная. Внизу слышался вой.
Каприз развернулась и обхватила меня за шею. Лагуна был озадачен. Он разыграл ревность и обезьяний гонор с выпячиванием нижней губы. Каприз оценила его изысканность, но у Лагуны была хорошая реакция, и удар пришёлся по подушке.
Внизу опять послышались грохот и вопли.
— Лауреаты… — проговорил Тугодум, багровея.
Каприз поцеловала меня очень нежно, а Лагуна, уязвлённый этим обстоятельством, вытянул руки, охватил меня за шею и принялся душить, со своеобразной увлечённостью. Кровать заскрипела.
Опыт нашел золотое кольцо.
Внизу затянули песню. Тугодум с ненавистью посмотрел в пол.
— Пошёл, идеал! — сказала Каприз Лагуне. — И не смейся.
— А я не смеюсь, — сказал я, довольный.
— Ты тоже хорош. Тебе только скучать.
— А тебе… — начал я, но просто развалился на спине и мечтательно посмотрел в потолок.
— Вы просто таланты, — заявила Каприз неожиданно. С каким-то упрёком.
— Да катись ты, — сказал Лагуна. — Не продавливай тут кровать. Давай, давай.
Каприз возмущённо спрыгнула на пол, в нескольких словах разъяснила, какие мы одаренные, и пожелала скрыться, опасаясь гнева Лагуны, но он своей могучей лапищей зацепил подушку и тотчас метнул её, и Каприз была снесена.
Она быстро выдала нежное выражение и скакнула за дверь. На лестнице раздались её торопливые, сбивающиеся шаги.
— Всё, — сказал Лагуна. — Вы слышали? Все слышали? Пик, ты куда?
Внизу дружно пели.
На лестнице возвышенные слова слышались отчётливо. И после этого Каприз ещё обижается. Я перемахнул через перила и оказался в гостиной. Мимо пролетела ваза.
— Да отойди же! — заорал Тираж. Он стоял на столе и выбирал.
У стены на коленях у Кошмара сидела Мини, прельстившаяся его усами.
Успех, Аромат и Паника запоздало зааплодировали. Все они не представляли из себя ровным счетом ничего.
Тираж остановил свой выбор на пузатой бутылке красного вина. Он ухватился за горлышко, выпрямился и некоторое время сопротивлялся потере равновесия. На него напала икота, и он икал, надолго закрывая глаза, и длинные ноги у него иногда непроизвольно подгибались, а потом он, собравшись с силами, размахнулся, как дирижер, бутылка выскользнула, врезалась в стену и разорвалась, как граната, и с ног до головы забрызгала Кошмара и Мини.
Доктор Альфред Сток не переставал удивляться неожиданному повороту своей жизни, пока отнюдь не радовавшей удачами: биография доныне складывалась не из шагов на высоты, а из падений в ямы. И вот теперь его пригласили работать на закрытый остров, где можно заниматься самыми бесполезными и необычными исследованиями. Но так ли уж бесполезны они?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Из книги «Десять моделей» (М.-Л.: Детиздат ЦК ВЛКСМ, 1937; издание второе, дополненное). Рисунки Д. Смирнова.
На робота Уборщика упал трёхтонный стальной слиток и повредил у него блок реализации программы. Теперь Личность Уборщик больше не выполняет программу, а работу называет насилием над личностью. Он сломал других роботов, дезорганизовал работу всего завода, а после пошёл в Центральную Диспетчерскую и обвинил во всех неприятностях робота Регистратора, которому сам же приказал искажать данные.