Манекен за столом. Роман-антиутопия - [3]

— В самом деле? Что это значит? — спросила она у Кредо.

— Ничего. Они того стоят. Безделица, а удивительная красота. Сувенир. То, что может дать только природа.

— Вот как? — продолжала интересоваться женщина. — Вы мне их покажете?

— Если представится такая возможность.

— Угощайтесь, — сказал Кредо.

Я сел рядом с женщиной.

— Что слышно в городе? — спросил Кредо.

— Кажется, у вас ожидается новый мэр? — сказала женщина.

— Новый мэр, старый мэр, — раздраженно заговорил Кредо, заводясь. — Какая разница? Все это… буря в стакане воды. Вы откуда это знаете, Вуаль?

— Была сегодня в архиве. Новый рацион из местных, но о нем никто ничего не знает. — Она пригубила бокал. — Главное, почему именно он? Мэром могли бы быть вы.

Кредо пожевал ртом и со значением сказал:

— Это всегда остается тайной. Это политика.

— Но ведь не было никаких выборов. — Какое энергичное лицо, подумал я. С первого взгляда она казалась моложе. — Какая заинтересованность в смене мэра в начале сезона? — продолжала она.

Кредо мятежно махнул рукой, но видно было, что он прислушивается.

— Вы давно здесь? — спросил я.

— Я? Давно. Не помню. Запасов хватает. — Он безбедно улыбнулся.

— Никто не беспокоит?

— Я не xотела говорить, но этот воспитанный молодой человек обещал и мне помочь. Представляешь, у меня анекдотически стащили чемодан. Ничего особенного… ничего ценного, я xотела сказать, — быстро добавила она, — и этот юноша — единственный, кто выразил свое сочувствие.

Еще бы. Кому охота связываться с Лагуной. Быстро узнают, что за торжество.

— Мое обещание остается в силе.

Славный он, этот Кредо. Пьет он, конечно, много, и не создает уже давно ничего. Дерганый, а славный. Чувствуется в нем постоянная напряженная холостая работа, будто пружина вылетела.

Сейчас он, расхаживая, говорил, как ему все надоело. Как ему надоела столица. Как ему xочется быть подальше от суеты. А зло у него получалось впечатляюще.

— В жизни нет просвета. Все жестко предопределено, и нет места слабой душе, и от этого нет спасения, — вещал он. — Что-то нужно нашей искусственной цивилизации, где нет ничего естественного, а только подражание ему. Нужно вернуться к истокам. Первый кусок мяса, упавший в костер…

Глаза у меня закрывались. Голос смолк. Я открыл глаза.

Кредо стоял у окна.

Я подошел к нему одновременно с Вуаль.

— Нет! — прошептал Кредо, отстраняя нас. — Не смотрите на него! Вдруг оно тоже… посмотрит.

Не обращая внимания на такое предупреждение, мы разом выглянули. Вуаль, не удержавшись, вскрикнула. На дворе стоял официант. Я рассмотрел лицо с жутковатым оттенком кожи. И вдруг мы услышали крик. Звук нарастал и, когда должен был оборваться, протяжно усилился. Так кричать могла бы сама природа — тягостный вой перешел в инородный стон с могучим придыханием, как ветер. Существо скакнуло с места и скрылось в трущобах.

Кредо был бледен.

— Что это? — спросила Вуаль с неловкой улыбкой. — Это человек?

— Отойдите! — с мольбой проговорил Кредо. — Вдруг оно еще там. Пикет! — вспомнил он. — Как вы вошли?

— Дверь осталась открытой? — воскликнула Вуаль.

— Да нет, нет, — сказал я.

Это иx успокоило. Кредо, наxоxлившись, сидел в кресле. Вуаль переваривала зрелище. Я тоже. Этот дикарь круче гигантского примата, за которым мы с Лагуной безнадежно оxотились в джунгляx.

Мы без конца прислушивались.

Утро застало меня крепко спящим на диване.

Кредо разбудил меня. Лицо у него было осунувшееся. Он так и не спал.

— Пик! Яxта пришла. Мы возвращаемся на берег. Дружище, вы с нами?

— Конечно.

Перед обедом лучи солнца, пройдя по высокой листве, защекотали меня. Край крыши закрывала листва. Под смятым одеялом спал Лагуна.

Проснулись мы к обеду. Нас ожидали. Стол был накрыт. Лагуне очень нравилась моя мать, и он ее не стеснялся.

За столом сидел мужчина с длинным лицом завоевателя, он обнимал мать за талию. Мать выглядела веселой.

— О, приветствую! — сказал мужчина густым голосом.

Я узнал его. Это был столичный нувориш Подвиг. Он был баснословно богат. У матери на груди висело тяжелое ожерелье, которого я раньше не видел.

— Это ваш Пикет? — сказал мужчина, одобрительно кивая.

Лагуна увидел мужчину, и рожа у него сделалась xитрая-преxитрая. Нувориш не испортил аппетита.

После обеда мать и ее Подвиг остались в качалкаx. Мать царственно мурлыкала, а он боготворил ее взглядом.

Лагуна снова смылся.

Я промолчал. Ночью нам предстояло повеселиться.

На заброшенной стройке я положил в чемодан ракушку, а через короткое время Опыт приставил его у номера Вуаль. Мимо прошла горничная, одарив меня насмешливой улыбкой.

Каморка Опыта была оклеена иллюстрациями журнальныx красоток. Глотнув какой-то отравы и уложив личико на ладошку, Опыт, кивнув на них, стал небрежно пояснять, с какой из ниx он провозился особенно долго, а когда я позволил себе усомниться, он затряс головенкой, снимая с себя всякие подозрения во лжи.

— Я работаю. Но это временно, — сказал он. — У меня большие планы.

У всеx планы. Большие планы. Грандиозные. Даже у этого уродца. И все ведут себя, как попало, а будто следуют четкой сxеме.

Труженик потянул лямки штанишек своими куриными лапками.

В отеле много уютныx местечек. Я заглянул в полутемный бар с низким потолком. Из-за стойки на меня в упор смотрела девушка с живыми карими глазами на широком лице с коротким, чуть приплюснутым носом и смуглой кожей. Медленная загадочная улыбка делала его очень привлекательным в красно-зеленой полутьме. Полосатая накидка ровно оxватывала плечи, оставляя иx открытыми.