Манекен за столом. Роман-антиутопия - [2]

— Представляете, нас приняли за туристов, — сказала Нектар с усмешкой.

— Каждый старожил должен быть к этому готов, — подал голос Витамин.

— Но почему?

— Это банально. — Витамин открыл глаза и смотрел на воду. — В один момент все одинаковы.

Нектар, казалось, успокоилась.

Опыт, обсохнув, устроился под зонтом с кипой журналов. Витамин с девушками загорали. Девицы были красотки. Лагуна в расстройстве сполз в воду.

Опыт зыркал на Лагуну, и человека постороннего это могло впечатлить.

Я смотрел на больших медуз в прозрачной воде, наклоненных под слабым углом. Припекало. Витамин и девушки лежали, не шевелясь. Скоро они соберутся уходить.

Вдруг слабонервный Опыт взвизгнул — Лагуна окатил его водой. Он вскочил, вид у него стал еще более угрожающий, но Лагуна без колебаний схватил его за ногу, и тот рухнул в воду, а его обидчик был уже на плоту, втянулся, как пиявка.

Опыт сожалел лишь о журналах, которые со свистом настигали его один за другим. Лагуна готов был пуститься в погоню, но я окликнул его, прыгнув на берег.

Море в эти дни было мутноватым. После урагана принесло массу водорослей, и они сетью лежали на песке или качались в воде. Было много медуз. Если не обращать на это внимание, то день был хороший. Вода у берега прозрачно стелилась.

Одна скала была завалившейся, с плоским боком. Волны забрызгивали всю ее крупнопористую поверхность, и через секунду она просыхала.

Первым нырнул я. Лагуна остался в лодке, развалясь. Я медленно, пуская длинные струйки отработанного воздуха, пошел в глубину.

Выступы были облеплены ракушками.

Лодка была так загружена, что всерьез возникало опасение, что мы можем затонуть. Лагуна пребывал в приподнятом настроении. Любая нажива благотворно действовала на разбойника.

Мы всунули лодку между скал, так что под приподнявшееся дно с шумом била вода, и перетащили груз на скалу.

Лагуна, приняв позу первобытного человека, добывающего огонь, стал вскрывать ракушки.

Он со вкусом расположился и всю оставшуюся часть дня обстоятельно распаковывал дары природы. Он часто и с нетерпением поглядывал на пляж, потом не выдержал, торопливо попрощался и ушел.

Закат догорал. По всему горизонту, сдавленная чернотой вступающей в свои права ночи, тянулась светлая полоса. Ее цвет заметно сгущался.

Я достиг излюбленного места редких по абстрактной красоте ракушек.

Я поплыл под водой. Надо мной и под животом неторопливо плавали рыбы с предсказательскими глазами. Единственная ракушка без моллюска сдвинулась с места. Я ухватился за выступ. Ловились они без труда.

На дне царил покой. В толще воды было видно, как между камней крутится небольшая барракуда. Рыбешки не обращали на нее внимания, но и попадаться не спешили.

Я вынырнул среди волн. Солнце давно зашло.

Берега видно не было. Лодку утягивало в океан, но мимо острова ей не проскочить. Огней, рассыпанных по побережью, становилось заметно меньше. Донесся шум невидимого прибоя.

Я опустился в воду. Волна ударила меня в бок. Волны вокруг со слабым шумом набегали на берег. Небо было усыпано звездами. Над горизонтом их было так же много, как и в зените. Ветер сдувал сухие песчинки с ровного пляжа.

Заросли негостеприимны по ночам, и я выбрался на тропу.

В глубине зарослей был дом, принадлежащий виртуозу Кредо. Зачем Кредо нужно было жить здесь, неясно. Виртуоз был богат, известен. Я знал его с детства, и единственное, что ему требовалось, это выпить и общество хорошенькой женщины, готовой его бесконечно слушать. Этого ему хватало и на побережье.

Когда-то у него была семья. Знаменитости не повезло. Она, как и все, затерялась в столице.

Окна были освещены. Придется Кредо побеспокоить в этот поздний час, думал я, переживая полет на лиане, изогнулся и остался на крыше, а дергающаяся лиана пропала в темноте.

Около кабинета Кредо я остановился. За массивной дверью слышались приглушенные голоса.

— А против чего вы восстаете? — говорил Кредо. — Все происходит ради простого обмена — произвести круговорот веществ с неизменными качествами через оболочку. Ради этого совершаются самые нелепые вещи, главное, чтобы первобытный механизм катился, без вариантов…

Я выждал и повернул ручку.

Кредо резко обернулся. Неподвижность его взгляда была пугающей.

Необъятный ковер занимал весь пол кабинета. В углу беззвучно работал телевизор.

На стене висел чопорный портрет виртуоза, какие можно встретить и в других местах. Виртуоз был местной достопримечательностью.

Все на портрете соответствовало, но сходства не было.

В своих баснях Кредо утверждал, что содержание можно передать только внешними средствами, что оно как сердцевина колеса, раскручиваемой от легких касаний по ободу.

— Ух ты… Пикет. — Кредо перевел дыхание. — У вас что-то случилось?

Меня изучала пара внимательных глаз. За низким столиком сидела, положив ногу на ногу, женщина, у которой Лагуна увел чемодан.

— Нет, — сказал я. — Просто лодку унесло.

— Вы катались на лодке? — спросила женщина. На ее лице было выражение любознательного, живого ума, сопровождаемое частой вежливой улыбкой.

Большие глаза казались рассеянными, но это лишь подчеркивало интерес к собеседнику.

— Собирал ракушки.