Манекен за столом. Роман-антиутопия - [28]

Появлялся он все реже. Увидеть его я был бы рад. Лагуна знал это и сказал:

— Он сегодня на пляже будет. А потом мы пойдём в «Балласт».

Я кивнул. Я вдруг обратил внимание на руки Лагуны.

— Что это ещё?

Он посмотрел на свои кулаки.

— А! В тот вечер, когда ты исчез, я затеял потеху. Подождал тебя здесь, всем было очень весело, мне ждать тебя надоело, у стены стояла компания лгунов, я даже не вглядывался, свои, чужие, как подошёл, как врезал одному, и пошло, и поехало. Всех положил, сижу, любуюсь, девчонки — визг. Подвалило ещё, уложил и их и смотался поскорей.

— Чего так?

— А все стекались посмотреть.

— А, — сказал я. — Так, значит, никого и не разглядел?

— Нет, — сказал Лагуна беззаботно, — темно было.

Мы сидели и болтали ногами. Отсюда сверху был виден кусок пустой улицы, обширные участки крыш среди буйной зелени, залитые солнцем, и узкая полоска океана, сизая, далёкая.

Лагуна поглядывал на меня. Ему хотелось знать, где я был ночью, но я молчал. Мне не хотелось говорить.

Да и что я мог сказать? Я вспомнил Дар, вспомнил её и захотел увидеть. Это было неожиданное желание. Я поразмыслил. Идти куда-либо мне было лень. Я привык болтаться в полдень, когда никого нет. В этой пустынности было что-то захватывающее — будто вымерло всё живое, и ты — один. Совсем один.

Мы спустились вниз и пообедали с Лагуной на террасе. Мы ели жёсткие, как подошва, отбивные, и запивали их манговым соком. Я ел мало, вяло жевал и думал, что делать со школой.

Мать говорила о учёбе. Но интерес теперь один — потребить, и мать сразу оттаивала, понимая меня, тем более, что она сама часто была не прочь блеснуть в том небольшом кругу, который образовался на побережье.

Лагуна, пользуясь моментом, уплёл все отбивные и облизнулся. Он любил покушать. Он всегда, в любых условиях старался плотно покушать, но всегда оставался не то, чтобы тощим, но каким-то недокормленным, не соответствовал поглощаемому. Чтобы он хоть раз откинулся на спинку стула, похлопал себя по набитому животу и сказал «уф!», нет, Лагуна всегда хотел есть.

Я попросил кухарку Экзотику принести ещё чего-нибудь. На столе появился холодный окорок.

— Нагреть?

Но Лагуна уже с готовностью облизнулся раз-другой, не в силах сдерживаться.

— Не стоит.

Лагуна блеснул признательным глазом в мою сторону и, посерьёзнев, стал осматривать объект, вытягивая шею, выискивая уязвимое место. Окорок, со слона размерами, гордо лежал вверх тушей, утыкаясь пупырчатым суставом в белизну блюда. Лагуна дёрнул его за бок, потянул основание, попытался вывернуть край, так, как один борец крутится возле другого, пытаясь провести приём. Окорок выстоял недолго, проворно заработали челюсти, как мясорубка.

Лагуна всегда жевал с туго, до отказа набитым ртом. Я задумчиво смотрел, как он расправляется с окороком, потом поверх его головы увидел, как к нам по дорожке приближаются Корка и Дар, оба в белом с ног до головы.

Из-за поворота показалась еще одна девушка, она подпрыгивала на одной ноге, на ходу поправляя тапок, и догоняла Корку и Дар. Видимо, она была с ними.

Она тоже была в белом, только в талии была перетянута широким зеленым поясом.

Корка и Дар не ждали ее, но она догнала их и, сияя лучезарной улыбкой, взяла за руки, разделив.

Я смотрел на них спокойно, и Лагуна, сидя спиной, ничего не заподозрил. Он входил в азарт. Я ему позавидовал. Сейчас, подумал я, они испортят ему аппетит. Ну, не испортят, но помешают.

Я пошел навстречу гостям. Лагуна обернулся, но не увидел ничего интересного.

— Привет, Пик! — сказал Корка. — Как жизнь? Из кармана у него высовывались космического вида очки.

— Спасибо, ничего, — сказал я.

Девушки улыбались. Дар очень шли белые брюки и белая куртка.

— Давайте присядем, — сказал я, поводя рукой, совсем как на приеме.

— Здравствуй, — сказала Дар.

— Рад тебя видеть, Дар, — сказал я и перевел вопросительный взгляд на ее подружку: — Вас также…

— Топ, — представилась девушка с поясом медовым голосом и мягким движением, опустив подбородок на грудь, так что глаза весело смотрели исподлобья, откинувшись корпусом немного назад, протянула руку, словно для поцелуя. Рука была тонкая и светлая, с длинными хрупкими пальцами.

Я осторожно сжал их и отпустил.

Около беседки спал Сор. Мы разбудили его.

Реликт поднял помятую морду, недовольно пыхнул, что его разбудили и, бурча себе под нос, потрусил к забору, упал там, как подкошенный, и сразу уснул.

Сор днём был самым равнодушным существом на свете.

— Какая прелесть! — сказала Топ.

Мы все посмотрели на спящего Сора.

— Как его зовут? — спросила Топ. — Постойте, я угадаю.

Я улыбнулся.

— Сор. Просто Сор.

Топ обворожительно улыбнулась мне и звонко крикнула:

— Сор! Сор!

Как же, подумал я. Так он и услышал.

К моему удивлению, Сор заворочался, перебирая лапами, как велосипедист, и приоткрыл один глаз.

— Сор! — кричала Топ. — Ко мне, Сор, ко мне!

Я даже подумал, что Сор и вправду прискачет — как бы это не вошло у него в привычку — но он оказался воспитанным носорогом — происхождение обязывало — перебросил лапы на другую сторону и захрапел на левом боку, дав отдых правому.

— Какая прелесть! — снова сказала Топ, тоном пониже.