Манекен за столом. Роман-антиутопия - [27]

— Дар, что ты? — сказал я. — Чего ты испугалась?

— Нет, нет, ничего. — Она рассмеялась, но вид у неё был поникший. — Вот не представляла, что всё так будет. Я себе всё представляла по-другому.

Я уже заметил невдалеке очертания большого дома. Я решил воспользоваться привлекательной возможностью пощипать запасы старины Кредо. И заночевать там можно будет.

— Ты что, меня боишься? — спросил я.

— Не волнуйся, я уже взяла себя в руки.

— Кажется, мы пришли.

Мы стояли перед огромным особняком.

— Пик, — сказала Дар. — Отпусти меня.

— Да что с тобой?

Она молчала, опустив голову, потом потянула руку, я не отпускал, она рванулась, вырвалась и понеслась с места. Помедлив, я пустился за ней. Она бежала быстро и молча, и я не сразу её догнал. Она повалилась на песок и стала молча отбиваться, я стиснул её, она напряглась всем телом, изогнулась и замерла, глубоко вздохнув. Руки расслабленно вытянулись. Мы без сил лежали рядом. Я хотел помочь ей встать, но она оттолкнула меня.

— Это… это не ты!

— Ну да, — сказал я, ухмыляясь. — Не я.

Она, глядя на меня, вдруг успокоилась. Перемена в её настроении произошла внезапно.

— А что это за дом? — спросила она. — И так далеко от города.

— Сейчас посмотрим.

— Мне страшно, — предупредила Дар.

Дом был не такой, как у Кредо. Я отодвинул тяжёлые засовы средневекового вида. Дар быстро проскользнула и прижалась ко мне.

Входная дверь неожиданно распахнулась. Дар немедленно отыскала мою руку. Темнота внезапно кончилась. Большой зал был призрачно освещён. Мы вздрогнули.

С огромного, во всю стену, портрета смотрел Шедевр. Портрет был сделан мастерски, лицо Шедевра, несмотря на такое увеличение, было, как живое. Это впечатление усиливалось тонкой, едва уловимой усмешкой, замершей на его губах.

— Кто это? — Дар перешла на шёпот.

Я хотел сказать, но вместо этого шагнул вперёд. Во всём доме никого не было. Ни души. Все двери были раскрыты.

Мы с Дар вошли в спальню. Посреди комнаты стояла большая кровать. Дар уселась на неё.

— Иди сюда, — услышал я её голос.

Голос был сонный.

Я сел рядом.

— Спать хочу, — сказала Дар. Она опустила голову мне на грудь. — Ты что, не хочешь спать?

— Хочу, — сказал я, и Дар, сонно помаргивая, принялась расстёгивать рубашку на мне.

— Постой, — сказал я и встал.

Было очень тихо.

— Дар… — проговорил я.

Я взял её за плечи и встряхнул. Она была совсем сонная. Она пожала плечами и сонно улыбнулась. Снова пожала плечами. Не протестовала, что я её крепко сжимаю. Только смотрела перед собой и сонно моргала, и в её томных глазах больше не вспыхивало ни огонька.

Я повернулся к выходу. Я бросился вперёд, потому что во мне нарастала радость.

…Я сидел на берегу океана ночью, и всё было, как во сне, и из воды выходила девушка, её фигура была прекрасна на фоне фосфоресцирующих волн, она подошла, смеясь от восторга, и меня обдало свежестью, и я тоже засмеялся, хотя мне было совсем не смешно.

Над головой, над развалом, висела луна, а мы смеялись и не могли остановиться.

Глава 3 Балласт

Солнечный луч, желтый и слепящий, пробивался сквозь щель. Когда я смотрю на луч, он замирает.

Пылинки роятся, посверкивая, в снопах солнца, которые брызжут сверху.

Я отвожу взгляд и краем глаза улавливаю, как рыхлые желтые пятна тронулись друг за другом, обволакивая мелкие предметы и ярко выделяясь на ровных поверхностях, каких немного.

Чердак был весь завален. Посередине, начинаясь от входа, пролегала тропинка между разными вещами, и видно было, что, когда вещи начинали оползать на тропинку, их отбрасывали в сторону, а те, что потяжелее, оттаскивали. Все это напоминало свалку, свалку забытую, никому не нужную. Здесь не хватало только воронья.

Крыша над головой накалилась, и было душно. Осматривая чердак, я вымазался, как трубочист, потому что пыль лежала плотным ковром на всем, и клубы ее взмывали от каждого движения, и я яростно чихал, поднимая новое облако.

Я задумчиво посидел, глядя по сторонам, и услышал короткий резкий свист. Я высунулся.

Лагуна стоял внизу, крутя задранной головой, потому что солнце било ему в глаза, и собирался свистнуть по-настоящему, в чем равных ему не было, но я махнул рукой, он заметил и остановился.

Он явно обрадовался.

— Эй! — заорал он. — Сколько лет!

— Залазь ко мне.

Лагуна быстро вскарабкался по лестнице, видно было, как она дрожит.

Он смотрел на меня, как на марсианина, и мне было смешно.

— Что с тобой? — сказал я.

— Ты где пропадал? — сказал он. — Сыночка как волной смыло, а никто и глазом не моргнет. А что ты здесь делаешь? — спросил он, озираясь.

— Смотрю, что есть хорошего.

— А-а! Нашел что-нибудь?

— Нет.

— Ну, ничего, успеешь еще… О! — Лагуна оживился. — Знаешь, кого я встретил? Нет? Это конец света. Шедевра!

— Да ну!

— Ага! Смотрю — идет, гад! Все попрятались, увидев его. Увидишь, он опять шорох наведет…

— Не исключено, — сказал я. Шедевр был настоящим гигантом, которых рождает щедрая на всякие диковинки природа в здешних краях. Образ Шедевра не поддавался сравнениям, он подавлял, глушил все чувства, кроме созерцательного восторга.

Мы раньше составляли компанию, наводящую ужас на окрестности. Вернее, ужас наводил Шедевр, тогда ещё зелёный совсем, но уже с врождёнными повадками хищника, медлительный, с тяжёлым взглядом в упор, глаза у него всегда полузакрыты, а челюсть выпирает вперёд, как выдвижной ящик в шкафу.