Манекен за столом. Роман-антиутопия - [26]

— Это когда? — спросил я лукаво. Я тоже открыл глаза.

— Ах, ты! — сказала Дар, мягко улыбаясь. — Признайся, что ты там делал?

— Тебя искал, — сказал я. Я оценил её откровенность. Про провинциала.

— И как? Я тебе понравилась?

— О! — только и сказал я. — Бездна чувств.

— Ну, конечно, так я и поверила, — сказала Дар, — чтобы сразу бездна чувств.

— Смотря, каких.

— А, это другое дело.

— А я тебе понравился?

— А зачем тебе это знать?

— Хочется, — сказал я.

— Не нужно тебе этого знать, — сказала Дар и поцеловала меня. — Тем более, что тебе это самому известно.

— Ладно, — сказал я, — пусть.

— Я хочу искупаться, — сказала Дар. — Искупаемся?

Мы пошли к воде. Дар шла рядом и улыбалась мне, когда наши взгляды встречались. Я шлёпнул её, и она отскочила, разбросав длинные ноги.

Мы понежились в чистой воде на мелководье, потом стали жариться на солнце. Дар подбирала ракушки и с удивлением их рассматривала.

— Одень рубашку, сгоришь, — сказал я, но она потянула меня к пальме.

Мы лежали, как прежде, щека к щеке, и я слушал ровное дыхание Дар, и всё остальное было далеко.

Где-то там остался родной городок, уютный, погребённый под зеленью, погруженный в многолетнюю спячку, осталась мать с её ночными гуляниями, оставался верный Лагуна, чуткий друг, остались бесчисленные праздники детства, а здесь были только унылый вой ветра над океаном и покачивающиеся, поскрипывающие пальмы.

Дар повернула голову с покойно прикрытыми глазами. Губы были приоткрыты, и видна была влажно и тускло поблёскивающая полоска зубов. Я почувствовал влечение, и мы начали вяло, как бы нехотя, целоваться. Дар открыла глаза, взъерошила мне волосы и стала смотреть, что из этого получилось.

— Какой ты смешной… — прошептала она.

— Да? — сказал я тоже шёпотом.

— Да… Просто ужас до чего смешной.

Она провела ладонью по моим волосам, скрутившись в талии, взяла растопыренной рукой мой затылок, прижалась к моим губам, и мы долго целовались, а потом я целовал её шею, Дар в это время замирала, сильно откинув голову назад, блуждая бездумным взглядом в высокой густой кроне пальмы, и тихо вздрагивала, когда я находил новую впадинку, образовывающуюся оттого, что она прогибалась назад всё сильней и сильней. Глаза девушки закрывались, а по лицу пробегали, как тени от облаков, яркие красные пятна, как скользящий румянец, волосы перемешались с песком, голова вдавилась в песок и в ствол пальмы, она резко напряглась, уперлась мне кулачком в грудь и обмякла, скривившись. Дар приподнялась, у неё появились силы, и, быстро осмотрев моё лицо, стала целовать его, тихо улыбаясь, это длилось долго, и я совсем забылся, как в волшебном сне, а в глубине глаз Дар что-то вспыхивало и гасло, взгляд был то сосредоточенным, то почти безумным и, глядя в эти глаза с испытующими искорками, я сам поражался себе. Мы были счастливы и, когда солнце перевалило за зенит, бесконечно усталые, уснули в объятиях друг друга, сном безмятежным и беспробудным, как дети.

Когда я проснулся, была ночь. Я лежал и смотрел на звёзды.

Проснулась и Дар.

— Пик… — шепнула она.

— Да?

— Уже ночь? Мы с тобой проспали весь день.

— Ты выспалась?

— О да. Как темно и ветра нет. Это океан так шумит?

— Да. Послушай, тебя искать не будут?

Дар помолчала, потом сказала равнодушно:

— Пускай ищут.

— Среди ночи, тебе, гостье, тоже, наверное, неудобно появляться.

Она засмеялась.

— Ладно, всё в порядке. Я вся в песке, Пик.

Вокруг было очень темно. Луна только начинала показываться.

Я пошёл по влажному песку у самой воды. Океан был очень спокойный.

Дар отстала. Я слышал, как она запрыгала на одной ноге, разуваясь на ходу, и как зашла в воду, и как вода захлюпала.

— Эй! А мы правильно идём?

— Конечно. У тебя возникли сомнения?

— С тобой? Никогда. — Она засмеялась и стала догонять меня. Её смех разносился по всему пляжу. — Веди меня, мой друг и повелитель! — торжественно сказала она и снова засмеялась.

Мы уже довольно долго шли медленным шагом, и Дар висла на мне, иногда забредая в воду, и кристальные волны с тихим журчанием накатывались на пятки.

Взошедшая луна ровно освещала пляж, и её свет лежал на унылых листьях редких пальм.

— Я слышала, у вас есть трущобы. Там очень страшно?

— Глухое место, особенно ночью. Старое строительство. Развал.

— А что там строили?

— Не знаю.

— А почему развалилось?

— Неизвестно.

— У вас настоящая провинция. Никто ничего не знает и ничем не интересуется.

— А что здесь интересного? Ничего.

— А школу ты пробовал бросать? У меня, понимаешь, нет никаких способностей к наукам. Но учусь я хорошо. У меня хорошие отметки.

— Ты и не будешь никогда заниматься науками, — заверил я её.

— Но ведь надо хорошо учиться, — возразила Дар.

— Зачем?

— Это неважно. Просто надо. Послушай, Пик, совсем не видно огней, разве мы так далеко уплыли? Постой… мы же идём в другую сторону.

— А ты только сейчас это заметила?

— Пик! Что ты задумал? Подожди. Подожди же! — Она схватила меня за руку. Её рука слегка дрожала. Она всматривалась мне в лицо. — Пик! — громко и жалобно воскликнула она, присев, и лицо её плаксиво исказилось.

— Что с тобой?

— Я боюсь… я… я… боюсь! — Она попыталась освободить руку, но я не отпускал, и на её лице появился ужас, она сказала: — Пик, перестань, куда мы идём, я боюсь! Я не знаю… — забормотала она. — Мне же говорили. Пик, неужели это ты… нет, я не верю, этого не может быть… — Она порывисто огляделась, вокруг был пустынный пляж и больше ничего, и Дар вдруг обмякла.