Мандариновые острова - [13]

— Деньги-то отобрали? — спросил Пашка.

Ответить Лёшка не успел. Потому что дверь открылась и милиционер вошёл. Толстый такой, добродушный, с капитанскими звёздочками на погонах. На медведя похож.

— Ну здравствуй, здравствуй, Туруханов, — сказал он и уселся на стул.

Стул скрипнул.

— Здрасти, Георгий Матвеевич, — скучным голосом ответил Лёшка.

Таким голосом в классе говорят, когда уже вызвали отвечать и знаешь, что спасения нет.

— Что же ты молчишь? — сказал толстый капитан. — У меня вон сигналы, что на моём участке драка. С пострадавшими. А пострадавший молчит, не обращается.

Это его участковый, точно.

— Ну, мы пойдём, — сказал я.

— Да, мы пойдём, — сказал Пашка. — Ты только скажи — деньги-то не отдал?

— Деньги? — встрепенулся капитан.

А Туруханов так на Пашку посмотрел, так посмотрел… И затараторил сразу:

— Да идите давайте, идите! Вам же на процедуры, да? Пашка, у тебя же ещё ультрафиолет, да?

— Да меня уже выписывают, — отмахнулся Пашка. — Завтра дома буду. Если с боксёром не подерусь!

И он засмеялся. Заржал так весело. А капитан всем своим толстым телом к Туруханову развернулся и сразу стал ещё больше на медведя походить. На пещерного.

— Погоди-погоди, это тебя Черепков, что ли? Боксёр-то? — вполголоса сказал он. — Так-так… А что за деньги? Так там и не драка получается? Это, выходит, Черепков с компанией до разбоя докатились?

Лёшка на Пашку ещё раз так посмотрел, так посмотрел… Я как раз на коляске своей разворачивался и что было силы гипсовой ногой Пашке по заднице въехал.

— Пошли, — говорю.

— Гео-о-оргий Матве-е-еич, — начал Туруханов.

А дальше я уже не слышал. Пашку подгонял.

— Чего это ты?! — возмутился Пашка уже в коридоре, потирая ушибленное место. — Чего это вы?!

— Ничего, — буркнул я.

И в свою палату покатил. Сегодня даже рисовать уже не хотелось. Всё же Пашка иногда дурак дураком. Ляпает, что в башку взбредёт. Да ещё при милиции. Ну да… А вдруг деньги всё-таки найдут? И всё-таки… И ваших нет.

Этот вечер колонисты провели в тишине, придавленные неожиданно свалившимся на них грузом моральных раздумий.

Глава седьмая Один предательский индеец

Толика выписывают! В понедельник, прямо с утра. Новость, конечно, тот же Тигр притащил, когда мы ещё завтракали. У меня аж кусок сыра во рту застрял. Как выписывают?! Почему?! Сейчас же ещё даже обхода не было, рано. Врачи только-только на работу пришли. Как Толик так успел?! А я?!

Сыр дожевал, хлеб дожевал, даже успел несколько ложек геркулесовой каши съесть, пока опомнился. Уф, пришлось чаем запивать. Гадость какая.

— Чего это его так рано уже выписывают? — это Дубец.

Чего, чего! И так непонятно ничего, а он тут ещё со своими вопросами! А ведь только вчера я к нему как к человеку относился!

— Выздоровел, — буркнул я. — Насовсем!

Тут Валька сначала улыбнулся, а потом заржал. Ну, и я тоже заржал, не выдержал. Насовсем выздороветь! Нам! Ну, нашим ребятам то есть! Придумается же ерунда такая. Умора. Да, но как же Толику так повезло? С утра пораньше-то?

И спросить, главное, некого! Тигр уже умчался дальше новости разносить, врачи все на пятиминутке, сёстры бегают — только смену приняли. Не у бабы Зины же спрашивать, которая как раз за посудой приехала! У неё спросишь…

После завтрака время тянулось, как резинка для самострела. Хорошая резинка, «венгерка». Такую тянешь, тянешь, тянешь… Уже и длины стрелы не хватает. Пальцы болят удерживать. Совсем белые становятся. Зато когда отпустишь — хо-хо! Не хуже полного бортового залпа!

Ну вот, про залп вспомнил, сразу про корабли подумалось и про то, как их Толик здорово рисует всё-таки. Зараза. А теперь его вообще выписывают. Ну вот где справедливость, спрашивается?!

Тут я подумал, что это нечестно — так думать, но всё равно не мог перестать. И всё-таки — как у Толика так получилось?

Ответа пришлось ждать до самого обхода. Едва только моя Елена Николавна в палату вошла, я сразу спросил:

— Елена Николавна, Елена Николавна! А правда, что Толика выписывают?!

— Во-первых, Кашкин, — сказала она, — доброе утро, Кашкин. И тебе, Дубец, доброе утро.

Врачи, конечно, лучше учительниц, но всё равно…

— Доброе утро, Елена Николавна, — ответили мы с Валькой почти хором.

— Вот теперь совсем другое дело, — улыбнулась Елена Николавна.

Не могу на неё сердиться, когда она улыбается.

— А с Красновым, — продолжила Елена Николаевна, — всё в порядке. Потому и выписывают. Дома долечится.

— А как это его… ну… так рано? — подал голос Дубец.

А я не успел.

— За ним отец сегодня с утра пораньше приехал, — пояснила Елена Николавна. — И с Андреем Юрьевичем договорился.

Понятно теперь. Да, если родители просят — нас обычно отпускают. Знают же, что не в чистое поле. Ну, в смысле — наши родные сами ого-го как понимают в наших болячках. Получше, чем всякие терапевты из районной поликлиники, например.

Эх, дурак я был, что сестрицу Александру не спросил за мной тоже пораньше приехать! Это ничего, конечно, меня и так отпустят до Нового года… Конечно, отпустят! Пусть попробуют только не отпустить! Но сегодня-то уже двадцать девятое! Ужас, всего два дня осталось! Эх, нужно было всё-таки Александру попросить, чтобы мама сегодня бы пораньше за мной приехала!