Манчестерская тусовка - [69]

Шрифт
Интервал

В чисто техническом плане он был хорошим мужем. Когда у нее не было работы, он держался за прибыльную должность, которую не выносил. Когда она подыскала себе приличное место, он продолжал работать, поскольку ее деньги принадлежали только ей, и он не хотел, чтобы она еще когда-нибудь так волновалась из-за их нехватки, как в те месяцы, пока у нее не было работы. К тому же она и понятия не имела, что он ненавидит казино. Она полагала, что, раз его постоянно повышают в должности за то, что он так хорошо справляется со своей работой, значит, ему там нравится. А про то, что он чувствует по поводу всего остального, он никогда ей не рассказывал.

Когда они поженились, он ее еще не любил. Хотел полюбить, но не любил. Он был ей отчаянно благодарен за то, что она с ним так терпелива и так твердо верит в то, что любит его. А теперь, когда он любил в ней все, ему стоило огромных трудов выразить это словами. Отчасти из-за плохого начала, когда он не вполне ее любил. Но главная причина крылась в том, что случилось за много лет до того, как они встретились.


Месяц назад Джейк как-то выходил из казино часа в три ночи. На ступеньках перед входом в банк вдруг появился человек, который окликнул его по имени.

Джейк оглянулся, поднял голову и увидел, как из темной дверной ниши выходит маленький коренастый мужчина. На нем были рваные джинсы и футболка, а лицо Джейк смог разглядеть, только когда человек вплотную подошел к фонарному столбу.

Это был Кевин Доннелли. Джейк почти в этом не сомневался, разве что совсем чуть-чуть. Человек не был худым — невысокий и довольно крепкий. Футболка чуть ли не трещит на плечах. А еще разница с прежним Кевином была в том, что теперь он носил очки, большие, круглые, в красной пластмассовой оправе, совершенно немодные и для его курносого носа чересчур громоздкие.

Но голос остался прежним — Доннелли произносил слова так, чтобы можно было подумать, будто он такой же веселый и нормальный, как все остальные.

— Здорово, Джейк. Как ты?

Первое, что пришло Джейку в голову тут, посреди улицы, было: «Доннелли рехнулся». Он казался каким-то несобранным, слегка не в себе. По крайней мере, мог бы надеть пальто, ночь стояла холодная.

— У меня кассеты, на которых ты и Холлидей, — сказал он.

Он не угрожал, не пытался что-нибудь с этого поиметь — ничего такого. Но, тем не менее, кассет у него с собой не было. Вообще не было никакой сумки: только он сам в этих своих футболке и джинсах. Может, Доннелли и в самом деле двинулся умом, но не бросать же его здесь, хотя и что с ним теперь делать, Джейк тоже не мог сообразить.

Пускай Доннелли сам решает.

— Я живу тут за углом, — сказал Джейк. — Можем пойти ко мне, я не против, но моя жена сейчас спит. А можем пойти обратно в казино, у меня там есть кабинет.

— Ты женат? — спросил Доннелли. — Ты не голубой?

Джейк не знал, что ответить. Но Доннелли, похоже, как-то опечалился, поэтому Джейк выдавил улыбку и сказал:

— Нет, чувак. Би-туда-сюда.

Доннелли медленно кивнул, как будто бы обдумывая услышанное, но вряд ли такой человек, как он, вообще понимал, о чем речь.

Наконец он сказал:

— Джейк, а ничего, если мы пойдем к тебе? Мне, кажется, надо где-нибудь поспать.

На том и порешили. Кевин Доннелли никого бы не смог провести, не умел скрывать своих чувств. А еще не хотел никому доставлять неприятности. Джейк понятия не имел, как можно этого не хотеть.

Они сидели у Джейка в гостиной и пили чай. Джейк зажег искусственный камин, не спрашивая Кевина, замерз ли тот. Доннелли, похоже, был до сих пор чересчур ошеломлен, чтобы испытывать какие-то ощущения, но, глядя на огонь, на то, как танцуют огоньки пламени по выкрашенным черной краской кирпичам, разговориться легче. Перед зажженным камином вопросы Доннелли из серии «давай познакомимся поближе» казались не такими уж и нелепыми. Он задавал их так, будто вел телевизионную викторину и зачитывал вопросы из области общих знаний. Он спросил Джейка, давно ли тот женат, есть ли у него дети. Ответы Джейка: три года, пока нет. Сара как-то поднимала вопрос о том, что, может, пора бы им обзавестись потомством, но Джейка одна только мысль о детях приводила в ужас — Доннелли он этого, впрочем, говорить не стал. Он вообще не был настроен на доверительную беседу. Кое-как поддерживал разговор, отвечал только «да» или «нет», а когда ни то, ни другое не подходило, выбирал самый короткий ответ из всех возможных.

Доннелли, похоже, не замечал сдержанности Джейка. Слушая его, он кивал и говорил: «Да что ты, правда?» Может, с ним никогда еще никто так откровенно не разговаривал, вот ему и кажется, что Джейк прямо-таки выворачивает перед ним душу.

Очередь Кевина:

— Я жил с парнем, но он был так себе, придурок.

— Придурок?

— Не знаю, что с ним было такое. Все равно он потом от меня ушел.

— Сочувствую.

— Ну, он был придурок.

Джейк подумал: так вон оно что, Кевин — один из тех, кому нужно нечто большее, чем просто ничего. В юности Джейку всегда казалось, что разница между мужчинами и женщинами заключается в том, что с мужчиной совсем необязательно оставаться в дневное время. Закончился секс — и можешь идти своей дорогой. Нет причин чувствовать себя виноватым из-за того, что все так резко оборвалось. Между вами никогда не было ничего более теплого, чем жар двух гарцующих тел. От мысли, что кто-то может желать большего, чем просто грубая физическая связь с другим мужчиной, у Джейка волосы становились дыбом.


Еще от автора Николас Блинкоу
Кислотники

Николас Блинкоу — популярный английский писатель, литературовед, журналист и редактор. Критики называют его романы «Кислотники» (Acid Casuals, 1995), «Манчестерская тусовка» (Manchester Slingback, 1998), «Белые мыши» (White Mice, 1998) и «Наркосвященник» (The Dope Priest 1999) современной классикой.Хотя Николас Блинкоу провозгласил себя и еще нескольких писателей «новыми пуританами» и даже издал соответствующий манифест, его роман «Кислотники» сочетает в себе все признаки «модной» книги: наркотики, транссексуалы, насилие, убийства и закрученный сюжет.


Наркосвященник

Захватывающая история международного торговца наркотиками, волею судьбы оказавшегося в кратере незатухающего вулкана израильско-палестинского конфликта. Роман Н. Блинкоу поражает своей разносторонностью и непринужденностью, яркой картиной страстей и каждодневной жизни в Израиле и Палестине.


Белые мыши

Блистательный и манящий мир моды, бросающий вызов и покоряющий роскошью. Время завоеваний и желание выделиться из толпы себе подобных. Мечта и реальность. А в реальности «модели, совсем как белые мыши — смазливы, неотличимы одна от другой и каждая спит со всеми остальными». Юные брат и сестра, попавшие в круговорот этой «индустрии красоты», сполна познают изнанку столь привлекательного для многих мира моды.


Рекомендуем почитать
Шлимазл

История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.