Манадзуру - [52]

Почему когда любишь что-то, оно всегда ускользает и его невозможно удержать? Его тело, тяжесть которого я ясно ощущала, как-то незаметно потеряло формы и стало прозрачным, мои руки тщетно пытались удержать то, что мгновение назад было моим мужем.

Я принялась ощупывать сидящего на скамейке Рэя. От поясницы к талии, от груди к шее, по линии подбородка ко рту, носу, лбу, поддавшись неодолимому желанию, льнула с поцелуем, слюна наполняла рот, жадно сглатывала, что было силы, обвивала его со спины руками, сжимала, звала его, ощущала, как любовь сдавливает грудь, сдавливает невыносимо сильно, хотя я просто сидела рядом на скамейке, тесно прижавшись к нему. Грустно, грустно, его тело начинало таять, и вот исчезло вовсе, оставив одно воспоминание о прикосновениях к нему, вскоре и воспоминание рассеялось без следа, рядом уже ничего нет, но даже сейчас щемящее чувство не отпускало, оно не знало конца, взлетел коршун.

Я отодвинулась и принялась рассматривать Рэя. Передо мной сидел мужчина с черными, как смоль волосами, с бесстрастным выражением лица, от которого веяло теплым дыханием жизни.

— Знаешь, а наша малышка стала совсем взрослой. Уже вот-вот оставит меня и уйдет куда-нибудь. Наверное, скоро она, точь-в-точь как её отец, очертя голову, будет то отчаянно ненавидеть, то отчаянно любить.

Рэй улыбнулся.

— Момо, — словно опрокинув на язык, проронила я имя дочери.

Коршуны спускались вниз. Хлопая крыльями, они один за другим садились на земную поверхность луга.

Вдруг вновь захотелось обнять Рэя, и я протянула к нему руки. Казалось, его тело здесь, совсем рядом, но его не было. Простертые руки, схватив пустоту, сомкнули объятия, обвив тело, которому они же и принадлежали.

— Ты здесь? — позвала я.

— Здесь, — появилась женщина.

— Да не ты, а Рэй!

— А разве он вообще тут был? — удивилась она, и мне вдруг самой показалось, что его и в самом деле не было. Я заглянула в расписание на остановке рядом со скамейкой. Так и есть — десять минут до следующей посадки, только стаи коршунов продолжали кружить над долиной.

— Всё больше не могу. Устала, — пожаловалась я женщине, чувствуя, как усталость вмиг навалилась с новой силой.

«Что за капризы!» — усмехнулась я про себя. До этого момента я уставала уже несчетное количество раз. Уставала так, что мне хотелось кричать, стонать, в неистовстве бушевать, но сердце не знало покоя, и сопротивляющееся тело лишь разжигало страстное нетерпение, бушевавшее в нем. Порой мне казалось даже, что я вот-вот выпрыгну из самой себя наружу.

Но в конце концов я научилась подавлять в себе усталость.

— Да-а, справиться можно почти со всем, — согласилась со мной женщина. Вокруг неё собралось множество алчущих заботы сородичей. Старухи. Девушки. Старики. Пожилые мужчины. Юноши. Дети. Еще дети. Все старались к ней прикоснуться. Кто-то вцепился в ногу. Кто-то — в руку. Кто-то вкарабкался на плечи. Кто-то обвился вкруг шеи.

— Тяжело, вот так всегда… — промолвила женщина и слегка пошевелилась, стряхивая с себя существ.

Существа посыпались наземь. Но уже через минуту они цеплялись за женщину вновь. Были и такие, которые удерживались на месте, прочно прилипнув к её телу. От них не избавиться.

— Но я привыкла.

Повисший на коленке ребенок выглядел так, будто никакая сила не способна его оторвать оттуда. Обоими руками и ногами он так вцепился в ногу женщины, что часть ноги под коленкой постепенно приобрела фиолетовый оттенок.

— Кошмар, — заворчала она с досадой. — В ноге холодеет. Кровь не доходит. Но я всё равно уже привыкла. Ведь вот так постоянно, постоянно.

— Не хочу больше здесь находиться, — отчаянно подумала я. — Скорей бы автобус пришел.

Взглянула на часы — секундная стрелка мерно тикала. Словно живая, она медленно ползла по белому циферблату.

— Меня утомило это место, — закрыв глаза, подумала я. Я ждала, что эта мысль вернет меня в тот, реальный, Манадзуру. Но вернуться не получилось. Автобус так и не пришел. Женщина, покачиваясь под грузом облепивших её существ, продолжала невозмутимо стоять передо мной.

Оставив женщину неподвижно стоять на своем месте, я кинулась в погоню за Рэем, и тут путь мне преградила она. Женщина с родинкой на шее. Она качнула подбородком, словно указывая на что-то. Я пригляделась, и увидела Рэя, лежащего на постели в летней пижаме. Женщина тут же скользнула к нему под бок и что-то прошептала ему на ухо. Рэй открыл глаза и обнял её. Не только обнял, но и, раздвинув ей ноги, вынул мужское достоинство и вошёл в неё.

Наблюдение за ними сейчас не вызвало во мне того отвращения, которое я испытала, увидев их воркующими наедине. Происходящее не было для меня сюрпризом.

Но вот тела различить оказалось сложнее, чем чувства. Я смотрела на них, и постепенно переставала понимать, кому принадлежат эти тела. То ли Рэю, то ли женщине с родинкой на шее — чем дольше я смотрела, тем становилось всё непонятнее и непонятнее.

В реальности соитие выглядело куда прозаичнее, чем в моих фантазиях. Липкие от пота, издающие звуки, они были по-своему распутны, но на глазах теряли всякое отличие от сотни себе подобных. Каких бы причудливых поз они не принимали, с какой бы неистовой силой не бились друг о друга, всё происходящее лишь сильнее напоминало картину, которую я видела уже много раз.